Я памятник себе воздвиг нерукотворный кто написал. «Я памятник себе воздвиг нерукотворный»: анализ

Наказание за клевету Царь Константин Копроним, иконоборец, потеряв надежду поколебать веру преподобного Стефана ласками и дарами, решил перед лицом Святой Церкви посрамить его имя, возложив на невинного старца грех, которым гнушаются даже молодые, но благовоспитанные

Перечитываю стихотворение Пушкина «Памятник». Потрясающая вещь! И заразительная. После него многие поэты в той или иной форме тоже стали сооружать себе стихотворные памятники. Но пошла эта памятникомания не от Пушкина, а из глубины веков от Горация. Ломоносов был первым в русской литературе 18 века, кто перевел стих Горация. Звучит этот перевод так:

Я знак бессмертия себе воздвигнул8
Превыше пирамид и крепче меди,
Что бурный аквилон сотреть не может,
Ни множество веков, ни едка древность.
Не вовсе я умру; но смерть оставит
Велику часть мою, как жизнь скончаю.
Я буду возрастать повсюду славой,
Пока великий Рим владеет светом.

От Горация и пошла эта памятникомания. На основе текста Горация, написал свой «Памятник» и Державин.

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.
Так! - весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить.
Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;
Всяк будет помнить то в народах неисчетных,
Как из безвестности я тем известен стал,
Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям с улыбкой говорить.
О муза! возгордись заслугой справедливой,
И презрит кто тебя, сама тех презирай;
Непринужденною рукой неторопливой
Чело твое зарей бессмертия венчай

За ним пишет свой знаменитый "Памятник" Пушкин

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит -
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пойдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.
Веленью божию, о муза, будь послушна;
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.

Внимтельный читатель обратит внимание, что эти три стихотворных памятника во многом похожи друг на друга.
Дальше пошло-поехало. Хороший памятник себе сооружает поэт Валерий Брюсов, где он с уверенностью заявляет, что его памятник «не свалить» и что потомки его «ликуя назовут»

Мой памятник стоит, из строф созвучных сложен.
Кричите, буйствуйте, - его вам не свалить!
Распад певучих слов в грядущем невозможен, -
Я есмь и вечно должен быть.
И станов всех бойцы, и люди разных вкусов,
В каморке бедняка, и во дворце царя,
Ликуя, назовут меня - Валерий Брюсов,
О друге с дружбой говоря.
В сады Украины, в шум и яркий сон столицы,
К преддверьям Индии, на берег Иртыша, -
Повсюду долетят горящие страницы,
В которых спит моя душа.
За многих думал я, за всех знал муки страсти,
Но станет ясно всем, что эта песнь - о них,
И, у далеких грез в неодолимой власти,
Прославят гордо каждый стих.
И в новых звуках зов проникнет за пределы
Печальной родины, и немец, и француз
Покорно повторят мой стих осиротелый,
Подарок благосклонных Муз.
Что слава наших дней? - случайная забава!
Что клевета друзей? - презрение хулам!
Венчай мое чело, иных столетий Слава,
Вводя меня в всемирный храм.

Поэт Ходасевич тоже надеялся, что
"В России новой и великой,
Поставят идол мой двуликий
На перекрестке двух дорог,
Где время, ветер и песок…"

А вот Ахматова в поэме «Реквием» даже указала место, где ей поставить памятник.

А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его

Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,

Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,

А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,

Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.

И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы, струится подтаявший снег,

И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.

В 2006 году, в год сорокалетия со дня смерти Ахматовой, в Питере, на набережной Робеспьера, напротив здания тюрьмы «Кресты» был открыт ей памятник. Именно в том месте, где она указала.

Своеобразный памятник воздвиг себе И.Бродский.

Я памятник себе воздвиг иной,
К постыдному столетию спиной,
К любви своей потерянной лицом,
А ягодицы к морю полуправд…

Есенин тоже, в шутку наверное, соорудил себе памятник:
Я памятник себе воздвиг
Из пробок вылаканных вин.
Пробками тогда назывались бутылки вина. Рассказывая о встече с Есениныым в Ростове - на Дону в 1920 году Ю.Анненков вспоминал эпизод, имевший место в ресторане "Альгамбра". Есенин стуча по столу кулаком:
- Товарищ лакей, пробку!
Есенину заслуженный памятник поставил народ. И не один. К ним не зарастет народная тропа.

А вот поэт А.Кучерук упорно пишет стих за стихом, что бы тоже создать себе памятник нерукотворный. Вот только сомневается «будет ли к нему тропа?»

Мне говорят, что всё это напрасно;
писать стихи... К чему они сейчас?
Ведь нет давно на свете Дам прекрасных.
И рыцарей давно нет между нас.

Давно к стихам все души охладели
до минус двух по Кельвина шкале...
Ну, что ты в них вцепился, в самом деле?
Что, нет других занятий на Земле?

А может, графоман ты? Вот и строчишь,
сбивая строки в стройные ряды?
Как швейная машинка, днём и ночью
стихи тачаешь полные воды.

И я не знаю, что сказать на это,
поскольку я действительно готов
с энергией достойною поэта
воспеть друзей и сокрушить врагов.

Стих за стихом готов писать упорно,
но если так страна моя слепа,
пусть памятник создам нерукотворный...
А будет ли к нему вести тропа?!!

Наблюдая, как другие создают себе памятники, я тоже заразился этой памятникоманией и решил создать свой нерукотворный.

Я тоже памятник себе воздвиг,
Как Пушкин, как старик Державин,
Фамилию свою под ником НИК
Я творчеством своим уже прославил.

Нет, господа, совсем я хрен умру,
Творения мои меня переживут.
За то, что верен был всегда добру,
Потомки в храме свечку мне зажгут.

И тем любезен буду я народу,
Что творчеством сердца я волновал,
Что от врагов и прочих всех уродов
Святую Русь всю жизнь я защищал.

Враги мои от зависти умрут.
Пускай умрут, им так, видать, и надо!
Из памяти потомки их сотрут,
А будет НИК греметь, как канонада.

Слух обо мне пройдет везде и всюду,
И вспомнят обо мне и чукча, и калмык.
В кругу читать мои творенья будут,
Хороший, скажут, человек был НИК.
(Шутка)

Вот только, как и Кучерук, сомневаюсь, будет ли к моему памятнику тропа?

Рецензии

Отличная работа Николай Иванович! Прочитал два раза. И ещё один раз просыпающейся жене. Что удивительно, но и Ваш памятник пришёлся в строку, после всех великих и не очень. Так что человек Вы хороший, Ник. Это даже не обсуждается. И это ведь самое главное. Главный памятник. Ну и чувство юмора тоже не отнять! Спасибо!

Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.
А. Пушкин

Пушкин погиб «в середине своего великого поприща», «его талант только начал расцветать», - писали современники великого русского поэта сразу после его смерти.

Василий Андреевич Жуковский, разбирая бумаги убитого друга, нашёл среди них много неопубликованных произведений – как в черновых вариантах, так и законченных. Среди последних – стихотворение, в котором Пушкин не только подвёл итоги своего жизненного и творческого пути, но и оставил поэтическое завещание потомкам.

Стихотворение написано 21 августа 1836 года и при жизни поэта напечатано не было. Старший друг поэта опубликовал его только в 1841 году в IX томе посмертного издания Сочинений Пушкина. Стихотворению, известному всем как «Памятник», это название дал Жуковский при подготовке его к печати. У Пушкина названия не было вообще. Был только эпиграф – первая строка оды Горация: «Создал памятник я».

При публикации Жуковский внёс в пушкинский текст изменения. Одно из них – в первом четверостишии: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный, К нему не зарастёт народная тропа» , где вместо заключительных строк «Вознёсся выше он главою непокорной Александрийского столпа» - Жуковский написал: «Вознёсся выше он главою непокорной Наполеонова столпа».

Только ещё через сорок лет один из первых пушкинистов Бартенев обнародовал оригинальный текст стихотворения и воспроизвёл его факсимиле.

Exigi monumentum

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа,
Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру ‒ душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит ‒
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий
Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал.

Веленью Божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца;
Хвалу и клевету приемли равнодушно.
И не оспоривай глупца.

Считается, что замену последней строки первого четверостишия старший друг поэта сделал из цензурных соображений. Жуковский якобы полагал: соседство с выражением «главою непокорной» словосочетания «Александрийский столп» будет вызывать у читателя ассоциации с образом открытого в 1834 году в Петербурге памятника Александру I. Хотя, вопреки таким действительным или мнимым опасениям Жуковского, вполне очевидно, что слово «Александрийский» происходит от слова «Александрия», а не от имени «Александр». Пушкин вряд ли стал бы намеренно использовать его в каких-то провокационных целях, иначе это стихотворение заранее предназначалось им быть помещённым «в стол» на весьма неопределённое время или вообще никогда не увидеть света.

Подменив слово «Александрийский» словом «Наполеонов», Жуковский исказил смысл, вложенный Пушкиным в словосочетание «Александрийский столп». Но с какой целью он сделал этот подлог?

У читателя при чтении первой строфы стихотворения в интерпретации Жуковского возникали конкретные геометрически-пространственные ассоциации – с колонной, отлитой по желанию Наполеона I в 1807 году из австрийских и русских пушек по образцу колонны Траяна и установленной в Париже на Вандомской площади. Наверху у неё находилась статуя самого Наполеона. После взятия русскими войсками Парижа в 1814 году она была снята и заменена на белый флаг Бурбонов с лилиями. Но уже в 1833 году король Луи-Филипп приказал сделать новую статую Наполеона и водрузить её на колонну.

Вандомская колонна с восстановленной статуей Наполеона I сразу же стала во Франции, с одной стороны, символом поклонения бонапартистов, с другой ‒ объектом критики противников Наполеона. Замену Жуковского можно считать по этой причине неудачной: маловероятно, что Пушкин хотел бы «вознестись выше главою непокорной» над этими двумя французскими партиями или принять сторону одной из них.

За прошедшие полтора с лишним века было выдвинуто несколько иных толкований слов «Александрийский столп». Но все они, вслед за вариантом, предложенным Жуковским, – пространственно-геометрические.

По одному из них, Пушкин имел в виду Родосский колосс ‒ гигантскую статую древнегреческого бога Солнца Гелиоса в портовом греческом городе Родосе, расположенном на одноимённом острове в Эгейском море. Бронзовый гигант ‒ статуя высокого стройного юноши ‒ языческого бога с лучистым венцом на голове – возвышался у входа в гавань Родоса и был виден издалека. Статуя была изготовлена из глины, имела металлический каркас, а сверху была покрыта бронзовыми листами. Колосс простоял шестьдесят пять лет. В 222 году до н.э. статую разрушило землетрясение. Как пишет древнегреческий историк Страбон, «статуя лежала на земле, поверженная землетрясением и переломленная у коленей». Но и тогда она вызывала удивление своими размерами. Плиний Старший упоминает, что лишь немногие могли обхватить обеими руками большой палец руки статуи (при соблюдении пропорций человеческого тела это указывает на рост статуи около 60 м. ). Но какое отношение мог иметь этот памятник к пушкинскому нерукотворному?

По другому варианту, Пушкин якобы хотел «вознести» свой нерукотворный памятник выше воздвигнутой в египетской Александрии колонны в честь римского императора Помпея.

Вернёмся к Александровской колонне в Петербурге. Воздвигнутая в честь победы русских войск над Наполеоном, она, действительно, выше всех аналогичных монументов мира: упомянутой Вандомской колонны в Париже, колонны Траяна в Риме и колонны Помпея в Александрии. Мало того, что сама колонна выше, например, Вандомской, фигура завершающего колонну Ангела превосходит по высоте фигуру Наполеона I на Вандомской колонне. Ангел крестом попирает змею, что символизирует мир и покой, которые принесла Европе Россия, одержав победу над наполеоновскими войсками. «Вознестись главою непокорной» выше Ангела Господня и выше символа победы русского оружия? Оставим такую выдумку на совести «толкователей».

На рисунке показаны сравнительные пропорции, по порядку, слева – направо: Александровской колонны, Вандомской колонны в Париже, колонны Траяна в Риме, колонны Помпея в Александрии и колонны Антонина в Риме. Четыре последние – приблизительно одинаковой высоты (менее 47,5 м. – высоты Александровской колонны в Петербурге ).

С пушкинским «александрийским столпом» пытались также ассоциировать обелиски, воздвигнутые в древние времена в Египте. Согласно исследованиям египтологов, эти памятники не являлись редкостью ещё в эпоху Древнего царства. Судя по всему, некогда перед каждой египетской пирамидой возвышался подобный обелиск. Во времена Среднего и Нового египетских царств к храмам вели целые аллеи обелисков. В последовавшие века эти обелиски были почти все вывезены из Египта правителями европейских государств, завоевательные армии которых бороздили египетскую землю.

У верующих людей эти египетские обелиски всегда ассоциировались с символами идолопоклонства. Когда один из них привезли в Рим, папа Сикст V совершил над ним обряд очищения, чтобы «зловредный бог Египта» утратил власть над каменным монументом и не причинил вреда его сменившимся владельцам-христианам.

В центре парижской площади Согласия во Франции стоит древнеегипетский Луксорский обелиск высотой 23 м. На каждой из его сторон высечены изображения и иероглифы, посвящённые египетскому фараону Рамзесу II.

У Луксорского обелиска более чем трехтысячелетняя история. Изначально он располагался у входа в Луксорский храм в Египте, но в начале 1830-х годов вице-король Египта Мухаммед Али подарил Франции два обелиска, один из них – Луксорский. В это время реки Сена и Нил обмельчали, и перевозка обелисков была отложена. Через пять лет решили транспортировать в Париж сначала Луксорский обелиск, а уступавший ему по красоте Александрийский обелиск доставить потом. Луксорский обелиск был установлен на площади Согласия 25 октября 1836 года.

В начале прошлого века в Египте оставалось лишь семь стоящих обелисков: четыре в Фивах, один на острове Филэ, один в Александрии и один в Гелиополе. В Англии находилось четыре египетских обелиска, во Франции – два, в итальянской Флоренции – два, в Стамбуле – два.

Больше всего египетских обелисков в Риме – двенадцать. Возле собора Святого Павла возвышается обелиск, высота колонны которого составляет 23,5 м. Высота обелиска Фламиния, привезённого императором Августом и установленного на Пьяцца дель Пополо, – 22,3 м.

Высота основной части обелиска, установленного в Лондоне, так называемой Иглы Клеопатры, составляет 17,5 м. Разумеется, Клеопатра не отдавала приказа создать обелиск и назвать своим именем памятник. Она лишь, чтобы сделать приятное Цезарю, перевезла похожий по очертаниям на пирамиду обелиск из Гелиополя, где он украшал храм Солнца, в столицу Египта. В 1801 году англичанам, разбившим в Египте французские части, было предложено забрать обелиск в качестве трофея. Однако тогда командование английскими войсками из-за трудностей транспортирования памятника отказалось от этой мысли. Позднее, в 1819 году, упомянутый выше Мухаммед Али преподнёс обелиск в дар английскому принцу-регенту.

Своё название Игла Клеопатры получила ещё в древности. Египетские жрецы возводили эти высокие каменные сооружения в виде игл, именовали их алтарями богов и увековечивали на них загадочными иероглифами некие тайные знания.

Что касается всех этих обелисков, то в XIX веке возноситься «главою непокорной» над любым из них было абсолютно не актуально и, наверное, просто смешно. Да и Пушкин был не настолько клерикален, чтобы выставлять в качестве главного объекта своего поэтического противопоставления языческие символы.

Бельгийский исследователь вопроса о прообразе пушкинского «Александрийского столпа» Грегуар выдвинул ещё одну гипотезу – мол, поэт подразумевал под ним Фаросский маяк. И в самом деле, значение термина «столп» шире, чем «колонны» или «столба» ‒ достаточно вспомнить Вавилонское столпотворение, первоначально означавшее воздвижение Вавилонского столпа. Но Пушкин никогда не называл соответствующее сооружение ни Александрийским маяком, ни тем более Александрийским столпом, но только Фаросом. К этому следует добавить, что, и наоборот, назвать маяк столпом Пушкин тоже никогда не мог бы.

Употреблённое Пушкиным слово «столп», действительно, вызывает ассоциации, связанные с широко известным выражением «Вавилонское столпотворение». (На всей земле был один язык и одно наречие… И сказали друг другу: наделаем кирпичей и обожжём огнём… И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя прежде, нежели рассеемся по лицу всей земли… И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдём же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. Бытие. Гл.11.: 1.) Возникала ли у Пушкина ассоциация упомянутого им для сравнения Александрийского столпа с Вавилонским столпом? Такое предположение весьма вероятно.

Да, но всё же, о каком Александрийском столпе думал Пушкин, когда писал своё стихотворение?

Представляется, что есть гораздо более «достойный кандидат» на роль материального воплощения пушкинского Александрийского столпа ‒ созданный по образу и подобию классического египетского обелиска мемориал Джорджа Вашингтона в столице Соединённых Штатов Америки городе Вашингтоне. Высота монумента составляет 169 м, и он является одним из высочайших каменных сооружений в мире.

«Это четырехстороннее каменное сооружение, расположенное в Вашингтоне (округ Колумбия ), воздвигнуто в память об «отце нации», генерале, отце-основателе и первом президенте Соединенных Штатов Америки (с 1789 по 1797 год ) Джордже Вашингтоне», ‒ гласят проспекты и путеводители по столице Соединённых Штатов.

Монумент Джорджу Вашингтону является самым высоким строением в столице Соединенных Штатов.

…Первый призыв к строительству памятника Вашингтону раздался еще при его жизни, в 1783 году.

Планы возведения обелиска вызвали большой интерес в мире, в том числе и в России. Тема широко обсуждалась в обществе. Несколько выпусков посвятила ей и издававшаяся в российской столице официальная газета «Санкт-Петербургские Ведомости». Была опубликована и гравюра с изображением задуманного памятника.

С самого начала борьбы английских колоний в Северной Америке за независимость от метрополии «Санкт-Петербургские Ведомости» освещали с той или иной периодичностью события этой войны. Так, в июле 1789 года газета опубликовала следующее сообщение: «Генерал Вашингтон, президент новой конфедерации, прибыл сюда 22 апреля и принят с великими изъявлениями радости. Третьего дня поставлен он в сие новое достоинство – звание президента, – при котором случае говорил речь».

Эта заметка о первом президенте США (САСШ ) Джордже Вашингтоне – первое в российской печати упоминание о главах этой североамериканской республики.

Александр Сергеевич Пушкин состоял в числе подписчиков «Санкт-Петербургских Ведомостей». В письме его к П. А. Вяземскому, отправленном из Царского Села летом 1831 года, есть такая фраза: «О литературе не спрашивай: я не получаю ни единого журнала, кроме «С.-Петербургских ведомостей», и тех не читаю»…

Впрочем, если и не читал, то как минимум просматривал. Известен такой эпизод, имеющий отношение к теме настоящей статьи. Когда в 1834 году открывали Александровскую колонну, Пушкина в городе не было. О происшедшем событии он узнал от друзей, его очевидцев, а также из газетных откликов. «Санкт-Петербургские Ведомости» печатали материалы, связанные с открытием. В них же в это время был дан длинный, с продолжением, этнографический материал о малых народах тогдашней Енисейской губернии – тунгусах, якутах, бурятах, монголах… И было сказано, что «племена, известные ныне под именем бродячих, повержены в глубочайшее невежество. Нет у них признаков богослужения; нет письменных преданий и очень мало изустных…»

Не отсюда ли родом «ныне дикий тунгус», упомянутый в пушкинском Памятнике»?

…Краеугольный камень монумента был заложен 4 июля 1848 года (в американский День Независимости), причем была использована та лопатка, которой пользовался 55 лет до этого сам Вашингтон при закладке Капитолия в будущей столице. Спикер Палаты Представителей Роберт Уинтроп, выступая на церемонии закладки обелиска, призвал граждан Америки построить монумент, который «выразил бы признательность всего американского народа… Стройте его до неба! Вы не сможете превзойти высоты принципов Вашингтона». Ну чем не библейский Вавилонский столп!

Туристы, посещающие теперешнюю столицу Соединённых Штатов город Вашингтон, где установлен обелиск Джорджу Вашингтону, переправившись по мосту через реку Потомак, попадают в старинный городок с населением 111 тыс. жителей. Это – Александрия, исторический и туристический центр, связанный с жизнью и деятельностью Джорджа Вашингтона (здесь находится его дом-музей ). Для истории США «старый город» Александрии имеет особую ценность тем, что именно здесь проходили важные государственные советы, встречались «отцы-основатели» Штатов, а в небольшой церкви города служил сам Джордж Вашингтон. С 1828 по 1836 годы в Александрии находился один из самых крупных невольничьих рынков страны. Ежегодно отсюда отправляли более тысячи рабов для работы на плантациях Миссисипи и Нового Орлеана.

В истории Америки город Александрия известен ещё и тем, что в ходе Гражданской войны 1861 года здесь пролилась первая кровь.

В «старом городе» бережно сохраняются памятники эпохи становления американской демократии. Среди них: точная копия дома Джорджа Вашингтона…

Тот вид, который исторический центр имеет сейчас, он начал приобретать с 1749 года. В 1801 году город Александрия вошёл в официально образованный федеральный округ Колумбия, в который, помимо Александрии, вошли также город Вашингтон, ставший столицей Соединённых Штатов, город Джорджтаун, графство Вашингтон и графство Александрия.

Для столичного федерального округа была выделена местность площадью 260 кв. км. Выбор столицы нового государства был затруднительным, поскольку на эту роль претендовали многие города. Вопрос о строительстве столицы обсуждался в Сенате с 1783 года. Однако только к 1790 году конгрессмены пришли к компромиссу и решили, что столица будет находиться на реке Потомак ‒ между Югом и Севером тогдашних 13-ти североамериканских колоний. В июле 1790 года Конгресс США вынес решение о предоставлении в штатах Мэриленд и Вирджиния территории под строительство новой столицы, функции которой выполняла до этого Филадельфия. Год спустя Джордж Вашингтон лично выбрал участок земли на реке Потомак – сохранились сделанные его рукой зарисовки береговой линии реки.

Общеизвестен факт, что Джордж Вашингтон, будучи масоном, по случаю закладки в 1793 году первого камня Капитолия, публично надел масонский фартук и взял в руки серебряные молоток и мастерок. Первый главный архитектор города, военный сподвижник Вашингтона француз Пьер-Шарль Ланфан был соотечественником и единомышленником маркиза де Лафайета, французского революционера и убеждённого масона. Того самого де Лафайета, который приплыл на нанятом им корабле в Америку из Франции, стал начальником генерального штаба у Джорджа Вашингтона, воевал под его началом, был им обласкан и, обогатившись, возвратился во Францию. Де Лафайет возглавил антирусскую партию в Национальном собрании Франции, выступившую в 1831 году с призывами объявить войну России в связи с подавлением русскими войсками бунта в Варшаве.

Этой кампании Пушкин посвятил своё стихотворение «О чём шумите вы, народные витии?» Поэт иронически назвал депутатов-богачей «народными» и «витиями» – так называют не только краснобаев, но и младших, малого градуса посвящения, членов масонских лож (первый, кто обратил внимание авторов настоящей статьи на это обстоятельство, был Николай Петрович Бурляев), имея в виду, что за ними скрываются оставшиеся в тени «кукловоды» более высокой степени посвящения.

Главная достопримечательность «старого города» Александрии ‒ холм Шатерз-Хилл, увенчанный Масонским мемориалом Джорджа Вашингтона.

Если прочертить на карте линию от Масонского мемориала Джорджа Вашингтона прямо на север, то, преодолев реку Потомак, через немного более 6 км, она сначала упрётся в обелиск Джорджу Вашингтону, а затем, миновав его, ‒ в Белый дом. Как и задумывалось основателями столицы США, город Александрия оказался на одной линии с тремя другими главными символами американской столицы и американской демократии – Капитолием, Белым домом и обелиском Вашингтону.

Отношение Александра Сергеевича Пушкина к демократии вообще и к американской, в частности, известно. Окончательно оно выкристаллизовалось и стало резко отрицательным именно в последний год его жизни.

В письме к Чаадаеву от 19 октября 1836 года Пушкин упомянул, что в третьей книге издаваемого им журнала «Современник» за 1836 год он опубликовал свою статью «Джон Теннер». В ней он дал весьма нелицеприятную оценку современного ему состояния американского государства:

«С некоторого времени Северо-Американские Штаты обращают на себя в Европе внимание людей наиболее мыслящих. Не политические происшествия тому виною: Америка спокойно совершает свое поприще, доныне безопасная и цветущая, сильная миром, упроченным ей географическим её положением, гордая своими учреждениями. Но несколько глубоких умов в недавнее время занялись исследованием нравов и постановлений американских, и их наблюдения возбудили снова вопросы, которые полагали давно уже решёнными.

Уважение к сему новому народу и к его уложению, плоду новейшего просвещения, сильно поколебалось. С изумлением увидели демократию в её отвратительном цинизме, в её жестоких предрассудках, в её нестерпимом тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, всё возвышающее душу человеческую – подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort); большинство, нагло притесняющее общество; рабство негров посреди образованности и свободы; родословные гонения в народе, не имеющем дворянства; со стороны избирателей алчность и зависть; со стороны управляющих робость и подобострастие; талант, из уважения к равенству, принуждённый к добровольному остракизму; богач, надевающий оборванный кафтан, дабы на улице не оскорбить надменной нищеты, им втайне презираемой: такова картина Американских Штатов, недавно выставленная перед нами ».

Сопоставим ещё раз даты. 21 августа 1836 года Пушкин пишет стихотворение «Памятник», а в сентябре 1836 года (точная дата неизвестна, автограф не сохранился) – статью об американской демократии.

Жуковский, найдя в бумагах поэта стихотворение, понимает, что, опубликованное со словами «Александрийский столп», оно будет сопоставлено с публикацией в «Современнике» статьи «Джон Теннер». А после смерти Пушкина, когда Пётр Андреевич Вяземский, никогда не забывавший о своей принадлежности к масонам и о масонском же прошлом Пушкина, положил в гроб поэта белую масонскую перчатку, Жуковскому и так пришлось оправдываться перед главой III отделения Бенкендорфом.

Пушкина объявили главой русской партии, противостоящей партии иноземцев при дворе. Белая перчатка, положенная в гроб масона, означала знак отмщения. Могли счесть, что масоны приложили руку и к гибели Пушкина.

Могут возразить: но монумент Вашингтону не был тогда построен. Да, он не был воплощён в камне. Но это был лишь вопрос времени и денег. Пушкин смотрел вперёд.

И его нерукотворный памятник, его Поэзия, его «душа в заветной лире», как он и предвидел, «убежала тленья» и вознеслась выше всех рукотворных памятников, как возведённых, так и ещё проектируемых в чьих-то изощрённых умах.

Владимир Орлов, Заряна Луговая
Опубликовано

«И друг степей калмык»

Каждый народ самобытен. А. С. Пушкин пытался объяснить это влиянием климата, образа правления, верой, что дает «каждому народу особенную физиономию, которая более или менее отражается в зеркале поэзии». «Есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу», - писал он в статье «О народности в литературе».

В пушкинских произведениях встречаются имена многих народов как известных, так и малоизвестных; одни из этих народов фигурируют под названиями, сохраняющимися до сих пор, а другие - под старыми, бытовавшими в прежние времена. И прежде всего это имена народов, запечатленные в его прозорливом «Памятнике»:

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,

И назовет меня всяк сущий в ней язык,

И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой

Тунгус, и друг степей калмык .

Выбор поэтом приводимых в «Памятнике» имен народов не случаен, как бывает у иных поэтов для рифмы, а глубоко продуман. В четырех названиях народов, по существу, охвачена вся огромная территория России. «Гордый внук славян» представляет и русских, и украинцев, и белорусов; финн - представитель народов, живущих на обширной территории севера страны; тунгус - народов Сибири и калмык - юга и юго-востока, монголо-тюркских народов. Правда, работая над этим стихотворением, поэт не сразу определил четыре указанных народа. Как показывает черновик, бесспорным для него были только два имени, фигурирующие во всех вариантах стихотворения, - это «русский» и «финн». «Тунгус» и «калмык», включенные в начальный вариант, затем заменялись и намечались такие варианты: «и финн, грузинец, киргизец», и «финн, грузинец и ныне дикой черкес». Как видно, поэт остановился на именах наиболее представительных народов, точнее, на именах народов, населявших обширную территорию страны - от берегов Балтики до Охотского моря, от Северного Ледовитого океана до Каспия. Это лишь подчеркивает осведомленность А. С. Пушкина в вопросах народоведения, знание им истории разных народов, а историю калмыков он хорошо знал по рукописи Н. Я. Бичурина, о чем писал в примечаниях к «Истории Пугачева»: «С благодарностию помещаем сообщенный им (Бичуриным. - Л. Т. ) отрывок из неизданной еще его книги о калмыках». При этом Пушкин, как считает исследователь А. И. Суржок, «придерживается собственной, совершенно самостоятельной концепции по поводу трагического ухода калмыков из России» 1: притеснениями «выведенные из терпения, они решились оставить Россию…». Ушла на исконную родину, в Джунгарию, только часть калмыков. Потеряв на пути много соплеменников, они достигли Джунгарии. «Но пограничная цепь китайских караулов грозно преградила им вход в прежнее отечество, и калмыки не иначе могли проникнуть в оное, как с потерею своей независимости» (примечания к «Истории Пугачева»).

О «гордом внуке славян» много говорить не приходится: ему поэт посвятил немало строк в своих произведениях.

А. С. Пушкин гордился своим народом, русским человеком, прежде всего крестьянином, составлявшим основу русского народа. «Взгляните на русского крестьянина, - писал он, - есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлености и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. Путешественник ездит из края в край по России, не зная ни одного слова по-русски, и везде его понимают, исполняют его требования, заключают с ним условия. Никогда не встретите вы в нашем народе того, что французы называют un badaud ; никогда не заметите в нем ни грубого удивления, ни невежественного презрения к чужому» («Путешествие из Москвы в Петербург»).

Финн у А. С. Пушкина явно собирательное имя, то есть относится не только к собственно финнам (суоми, как они сами себя называют), составляющим основное население Финляндии, но и к родственным им карелам, эстонцам и другим народам финской языковой группы. Раньше, в дореволюционное время, их также называли чухонцами (финское население в окружении Петербурга):

Твоя чухоночка, ей-ей,

Гречанок Байрона милей,

А твой зоил прямой чухонец.

«К Баратынскому»

В нашей стране народы финской группы (карелы, эстонцы, марийцы, мордва, удмурты, коми) составляют более 4 миллионов человек, а площадь республик, образуемых этими народами, 1375 тыс. кв. километров, то есть свыше 1/4 Европейской территории СССР.

Тунгусы , или, как теперь именуют по самоназванию народа, эвенки, хотя и представляют немногочисленный народ (всего 28 тыс. человек), образующий автономный округ в составе Краии с давних времен эвенков свидетельствуют, в частности, многочисленные эвенкийские географические названия, прежде всего ряда крупных рек - Енисея, Лены, Яны, в основе которых лежит эвенкийское слово ене , означающее «большая река». Эвенк - действительно представитель народов всей Сибири, и давно уже не «дикой» ее представитель, а не менее просвещенный, чем другие народы.

А ведь в дореволюционном прошлом эвенки, как и многие другие малые народы, не имели своей письменности и были, можно прямо сказать, поголовно неграмотными, вели кочевой образ жизни, жилищем служили им конические чумы на стойбищах.

С калмыками поэт непосредственно общался, был гостем калмыцкой семьи в степной кибитке, отведывал национальное кушанье, правда, оно ему, привыкшему к русской кухне, не понравилось. Вот как описывает А. С. Пушкин свое посещение калмыцкой семьи по пути на Кавказ в 1829 году: «На днях посетил я калмыцкую кибитку (клетчатый плетень, обтянутый белым войлоком). Все семейство собиралось завтракать; котел варился посредине, и дым выходил в отверстие, сделанное в верху кибитки. Молодая калмычка, собою очень недурная, шила, куря табак. Я сел подле нее. «Как тебя зовут?» „***“ - «Сколько тебе лет?» - «Десять и восемь». - «Что ты шьешь?» - «Портка». - «Кому?» - «Себя». - Она подала мне свою трубку и стала завтракать. В котле варился чай с бараньим жиром и солью. Она предложила мне свой ковшик. Я не хотел отказаться и хлебнул, стараясь не перевести духа… Я попросил чем-нибудь это заесть. Мне дали кусочек сушеной кобылятины; я был и тому рад. Калмыцкое кокетство испугало меня; я поскорее выбрался из кибитки и поехал от степной Цирцеи» («Путешествие в Арзрум»).

Судя по черновой записи, конец этого визита в калмыцкую кибитку выглядел несколько иначе. Согласно первоначальному варианту записи, поданный кусок сушеной кобылятины поэт с большим удовольствием проглотил. «После сего подвига я думал, что имею право на некоторое вознаграждение. Но моя гордая красавица ударила меня по голове мусикийским орудием, подобным нашей балалайке. Вот к ней послание, которое, вероятно, никогда до нее не дойдет…»

«И друг степей калмык»

Прощай, любезная калмычка!

Чуть-чуть, назло моих затей,

Меня похвальная привычка

Не увлекла среди степей

Вслед за кибиткою твоей.

Твои глаза, конечно, узки,

И плосок нос, и лоб широк,

Ты не лепечешь по-французски,

Ты шелком не сжимаешь ног,

По-английски пред самоваром

Узором хлеба не крошишь.

Слегка Шекспира не ценишь,

Не погружаешься в мечтанье,

Когда нет мысли в голове,

Галоп не прыгаешь в собранье…

Что нужды? - Ровно полчаса,

Пока коней мне запрягали,

Мне ум и сердце занимали

Твой взор и дикая краса.

Друзья! не все ль одно и то же:

Забыться праздною душой

В блестящей зале, в модной ложе,

Или в кибитке кочевой?

Интересно отметить, что от этого стихотворения «отталкивался» А. Блок, создавая портрет египтянки: «Все черты египтянки далеки от какого бы то ни было «канона» красоты. Лоб, кажется, слишком велик, она недаром закрывала его волосами. В овале щек что-то монгольское, едва ли не то, что заставляло Пушкина «забываться пылкою мечтою» в «кочевой кибитке» и мечтательно исчеркивать рукописи стихов профилями» 2 .

Кочевой в прошлом народ, калмыки ныне образуют свою автономную республику в составе Российской Федерации, в пределах которой живет 4/5 от более чем 170 тысяч их в стране. Теперь калмыкам, достигшим тех же высот в образовании, что и другие народы нашей многонациональной страны, не чужды все завоевания человеческой культуры. В столице республики Элисте воздвигнут памятник А. С. Пушкину, великому поэту-интернационалисту, к стихам которого обращается каждый калмык.

Многие народы фигурируют в его произведениях.

Целую поэму поэт посвятил цыганам , которые «…шумною толпой по Бессарабии кочуют». Он две недели провел в цыганском таборе.

«Живя в Бессарабии, - пишет В. А. Мануйлов, - Пушкин учился цыганскому языку, знакомился с цыганскими песнями, записывал старинные молдавские предания и песни… «Черная шаль» - художественная переработка молдавской песни…» 3 .

Необычность судьбы цыган побудила А. С. Пушкина дать примечания к поэме, в которых он пишет: «Долго не знали в Европе происхождения цыганов; считали их выходцами из Египта - доныне в некоторых землях и называют их египтянами . Английские путешественники разрешили наконец все недоумения - доказано, что цыгане принадлежат отверженной касте индейцев, называемых париа . Язык и то, что можно назвать их верою, - даже черты лица и образ жизни - верные тому свидетельства. Их привязанность к дикой вольности, обеспеченной бедностию, везде утомила меры, принятые правительством для преобразования праздной жизни сих бродяг - они кочуют в России, как и в Англии; мужчины занимаются ремеслами, необходимыми для первых потребностей, торгуют лошадьми, водят медведей, обманывают и крадут, женщины промышляют ворожбой, пеньем и плясками.

В Молдавии цыгане составляют большую часть народонаселения…»

Последнее утверждение поэта, не располагавшего статистическими данными, неправильно (цыгане не составляли большинства населения Молдавии). Не случайно к своему примечанию он сделал дополнение о Бессарабии: «Бессарабия, известная с самой глубокой древности, должна быть особенно любопытна для нас.

Она Державиным воспета

И славой русскою полна.

Но доныне область сия нам известна по ошибочным описаниям двух или трех путешественников» 5 .

По данным на 1833 год, в Бессарабии числилось населения 465 тыс. человек 6 . За последующие полвека оно возросло до 1, 6 миллиона человек, из которых в 1889 году около половины составляли молдаване и 18,8 тысячи - цыгане.

В настоящее время в Молдавии из 4 миллионов человек молдаване составляют около 2/3 ее населения, а цыган насчитывается немногим более десятка тысяч человек, и они среди других национальностей этой многонациональной республики по численности стоят на восьмом месте (после молдаван, украинцев, русских, гагаузов, болгар, евреев, белорусов). В Молдавии живет лишь 1/20 часть от всех цыган в СССР (по переписи 1979 г. в стране их насчитывалось 209 тысяч).

А вот меткое замечание поэта о многочисленном старом кишиневском базаре:

Теснится средь толпы еврей сребролюбивый,

Под буркою казак, Кавказа властелин,

Болтливый грек и турок молчаливый,

И важный перс, и хитрый армянин.

«Теснится средь толпы…»

Не обойдены вниманием поэта и народы Кавказа. Посетив Грузию, он так отозвался о грузинах : «Грузины народ воинственный. Они доказали свою храбрость под нашими знаменами. Их умственные способности ожидают большей образованности. Они вообще нрава веселого и общительного» («Путешествие в Арзрум»). В четырех лаконичных фразах дана емкая характеристика народа с его потенциальными возможностями, которые в полной мере раскрылись лишь столетие спустя - в советское время.

Проезжая по земле древней Армении, А. С. Пушкин остановился на ночлег у совсем незнакомых ему людей, которые приняли его весьма приветливо, на что он обращает свое внимание: «Дождь ливмя лил на меня. Наконец из ближнего дома вышел молодой армянин и, переговорив с моим турком, позвал меня к себе, изъясняясь на довольно чистом русском языке. Он повел меня по узкой лестнице во второе жилье своего дома. В комнате, убранной низкими диванами и ветхими коврами, сидела старуха, его мать. Она подошла ко мне и поцеловала руку. Сын велел ей разложить огонь и приготовить мне ужин. Я разделся и сел перед огнем… Скоро старуха приготовила мне баранину с луком, которая показалась мне верхом поваренного искусства. Мы все легли спать в одной комнате; я разлегся противу угасающего камина и заснул…». Это маленькая этнографическая зарисовка, показывающая быт простых людей Армении.

Находясь в Прибалтике, герой незаконченного поэтом произведения («В 179 * году возвращался я…») отмечает: «Издали слышалась печальная песня молодой эстонки ».

Конечно, А. С. Пушкину были знакомы болдинские соседи - мордва , а также другие наши соседи - чуваши и черемисы (ныне марийцы). В «Истории Пугачева» он пишет: «Мордва, чуваши, черемисы перестали повиноваться русскому начальству». В войске Пугачева было «…тысяч до десяти калмыков, башкирцев, ясачных татар…». Выше говорилось о киргиз-кайсаках (казахах).

Более двух десятков имен народов нашей страны встречается в произведениях поэта.

Упоминаются в произведениях А. С. Пушкина и разные народы зарубежных стран: арнауты, бошняки, далматы, валахи, османы, адехи, сарацины (сарачины) и другие, что указывает на широкие географические познания поэта.

Арнауты - турецкое название албанцев, под которым они фигурируют в повести «Кирджали»: «…арнауты в своем оборванном и живописном наряде, стройные молдаванки с чернолицыми ребятами на руках окружили каруцу» (каруца - плетеная тележка).

Бошняки (боснийцы) - жители Боснии, в прошлом турецкой провинции, а ныне республики в составе Югославии: «Беглербей со своими бошняками против нас пришел…» («Битва у Зеницы-Великой» - из «Песен западных славян»).

Далматы - жители Далмации, в прошлом австрийской провинции у Адриатического моря, а ныне области в Югославии: «А далматы, завидя наше войско, свои длинные усы закрутили, набекрень надели свои шапки и сказали: „Возьмите нас с собою: Мы хотим воевать бусурманов“» («Битва у Зеницы-Великой» - из «Песен западных славян»).

Валахи - жители княжества Валахии, находившегося под властью Турции; затем, после освобождения, они вошли в состав румынской нации, и Валахия стала частью Румынии. Герой повести «Кирджали», по имени которого она названа, говорит: «Для турок, для молдаван, для валахов я, конечно, разбойник, но для русских я гость». А родом Кирджали «был булгар».

Османы - старинное название турок (по имени турецкого султана XVI века Османа I - основателя Османской империи).

Был и я среди донцов,

Гнал и я османов шайку;

В память битвы и шатров

Я домой привез нагайку -

так вспоминает поэт свое участие в сражении под Арзрумом, о чем умалчивает в «Путешествии в Арзрум», поместив только рисунок, на котором изобразил себя на коне с пикой. Этому есть свидетельство очевидца Н. А. Ушакова: «Перестрелка 14 июня 1829 года замечательна потому, что в ней участвовал славный поэт наш А. С. Пушкин… Схватив пику одного из убитых казаков, он устремился против неприятельских всадников. Можно поверить, что донцы наши были чрезвычайно изумлены, увидев перед собою незнакомого героя в круглой шляпе и бурке. Это был первый и последний дебют любимца муз на Кавказе» 7 . Между прочим, получив от автора книгу, в которой описан этот эпизод, А. С. Пушкин отвечал ему в июне 1836 года: «С изумлением увидел я, что Вы и мне даровали бессмертие - одною чертою Вашего пера».

Этот эпизод навеял Пушкину стихотворение «Делибаш» . Вот его начало:

Перестрелка за холмами;

Смотрит лагерь их и наш;

На холме пред казаками

Вьется красный делибаш.

Адехи - от самоназвания «адыге» трех родственных народов - кабардинцев, черкесов, адыгейцев, которых раньше также называли черкесами.

Не для бесед и ликований,

Не для кровавых совещаний,

Не для разбойничей потехи

Так рано съехались адехи

На двор Гасуба-старика.

«Тазит»

Сарачины (у поэта в форме сорочины), или сарацины, первоначально (у античных историков) название кочевых племен Аравии, а затем вообще всех арабов, а иногда и мусульман. Собственно сарачины - западные половцы.

Братья дружною толпою

Выезжают погулять,

Серых уток пострелять,

Руку правую потешить,

Сорочина в поле спешить…

«Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях»

Примечательно еще пояснение А. С. Пушкина об «арабах» и «арапах» в письме к П. А. Вяземскому (вторая половина 1835-1836 гг.): «Араб (женского рода не имеет) житель или уроженец Аравии, аравитянин. Караван был разграблен степными арабами.

Арап , женск. арапки , так обыкновенно называют негров и мулатов. Дворцовые арапы , негры, служащие во дворце. Он выезжает с тремя нарядными арапами ».

Названия разных народов у А. С. Пушкина органично вплетаются в ткань произведений, в которых даются меткие характеристики и определения, одним-двумя словами создающие их зримые образы: «Молдаван в усах и бараньей шапке».

А. С. Пушкин был горячим поборником равноправия народов, их дружбы и, естественно, не считал зазорным принадлежность человека к тому или иному народу, лишь бы порядочным он был.

Не то беда, что ты поляк:

Костюшко лях, Мицкевич лях!

Пожалуй, будь себе татарин, -

И тут не вижу я стыда;

Будь жид - и это не беда;

«Не то беда…»

Поэт гордился своим предком (по материнской линии) - Ганнибалом, выходцем из Африки, «арапом» Петра Великого:

Решил Фиглярин, сидя дома,

Что черный дед мой Ганнибал

Был куплен за бутылку рома

И в руки шкиперу попал.

Сей шкипер был тот шкипер славный,

Кем наша двинулась земля,

Кто придал мощно бег державный

Рулю родного корабля.

Сей шкипер деду был доступен.

И сходно купленный арап

Возрос усерден, неподкупен,

Царю наперсник, а не раб.

И был отец он Ганнибала,

Пред кем средь чесменских пучин

Громада кораблей вспылала

И пал впервые Наварин…

«Моя родословная»

А. С. Пушкин как мыслитель задумывался о судьбах не только народов своей страны, но и мира. И эту необъятную широту интересов, глубину проникновения его гения во все стороны жизни современного ему мира по достоинству оценил великий польский поэт Адам Мицкевич: «…Никто не заменит Пушкина. Только однажды дается стране воспроизвести человека, который в такой высокой степени соединяет в себе столь различные и, по-видимому, друг друга исключающие качества. Пушкин, коего талант поэтический удивлял читателей, увлекал, изумлял слушателей живостью, тонкостью и ясностью ума своего, был одарен необыкновенной памятью, суждением верным, вкусом утонченным и превосходным. Когда говорил он о политике внешней и отечественной, можно было думать, что слушаешь человека, заматеревшего в государственных делах и пропитанного ежедневным чтением парламентских прений. Он нажил себе много врагов эпиграммами и колкими насмешками. Они мстили ему клеветой. Я довольно близко и довольно долго знал русского поэта; находил я в нем характер слишком впечатлительный, а иногда легкомысленный, но всегда искренний, благородный и способный к сердечным излияниям. Погрешности его казались плодами обстоятельств, среди которых он жил; все, что было в нем хорошего, вытекало из сердца» 8 .

А сердце поэта беспокойно билось в тревогах за судьбы больших и малых народов, за будущее человечества.

Дружба свободных народов - это мир на Земле, чего страстно желал А. С. Пушкин, предвидя его в грядущем. В заметке по поводу «Проекта вечного мира» аббата Сен-Пьера, относящейся ко времени пребывания в Кишиневе, он писал:

«1. Не может быть, чтобы людям со временем не стала ясна смешная жестокость войны, так же, как им стало ясно рабство, королевская власть и т. п… Они убедятся, что наше предназначение - есть, пить и быть свободными.

2. Так как конституции, - которые являются крупным шагом вперед человеческой мысли, шагом, который не будет единственным, - необходимо стремятся к сокращению численности войск, ибо принцип вооруженной силы прямо противоположен всякой конституционной идее, то возможно, что менее чем через 100 лет не будет уже постоянной армии.

3. Что касается великих страстей и великих воинских талантов, для этого останется гильотина, ибо общество вовсе не склонно любоваться великими замыслами победоносного генерала: у людей довольно других забот, и только ради этого они поставили себя под защиту законов» («О вечном мире»).

На развитие вольнолюбивых взглядов поэта в вопросе о «вечном мире», можно полагать, оказал влияние и наш земляк А. Д. Улыбышев. Академик М. П. Алексеев по этому поводу пишет: «Еще в Петербурге в кругу членов «Зеленой лампы» в конце 1819 года он мог услышать чтение небольшого произведения приятеля своего А. Д. Улыбышева под названием «Сон», эту раннюю декабристскую «утопию», в которой идет речь о будущей России, освобожденной после революционного переворота от гнета феодально-абсолютнейшего режима» 9 . Это был документ передовой политической мысли в России.

А. С. Пушкин вместе с великим польским поэтом А. Мицкевичем был убежден, что наступит время,

Когда народы, распри позабыв,

В великую семью соединятся.

«Он между нами жил…»

«Будем надеяться, что Пушкин и на этот раз был прав» - так заканчивает свое исследование «Пушкин и проблема „вечного мира“» М. П. Алексеев.

«Я памятник себе воздвиг нерукотворный» (другое названик – «Памятник») – это дань уважения одной традиции. Поэты создавали стихотворения, в которых подводили итоги своей работы. Так было ещё в античности. Эпиграф «Exegi monumentum» – название оды Горация, которой вдохновлялся Пушкин.

Пушкин понимал свою силу как поэта. Но его свежая поэзия популярностью не пользовалась. Говорили, что он исписался. Возможно, поэт надеялся, что его поймут потомки. Он пишет, что долго будет любезен народу за то, что пробуждал добрые чувства в людях. Так и вышло. Мы любим твоё творчество, Александр Сергеевич.

Ещё одна черта Пушкина – любовь к свободе. В стихотворении про поэта и книготорговца поэт, познавший жизнь, выбирает свободу. Она восславляется и в других стихотворениях Пушкина. В «Памятнике» тоже есть этот мотив. Пушкин дорого заплатил за свою свободу: его загнали в угол, и злые языки злорадствовали по поводу и без. Но не лучше ли быть свободным и петь о свободе? Пушкин давно решил для себя этот вопрос.

«Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой». Гений поэта был признан ещё современниками. И слух действительно распространился, и не только на Русь. Пушкина признают и зарубежные читатели.

В последней строфе Пушкин призывает музу не страшиться обид и быть равнодушной к хвале и клевете. Поэт познал и то, и другое, но творчество должно продолжаться. Поэтому он выбрал равнодушие.

Что сказать? «Памятник» похож на прощание с белым светом, но написан он в 1836 году, а умер поэт в 1837. И как было «Памятнике» написано, так и вышло. Теперь Пушкин живёт в своём творчестве, которое мы открываем для себя снова и снова.

Вариант 2

Стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» было написано в 1936 году Александром Сергеевичем Пушкиным и представляет собой некое продолжение плодов труда Гавриила Романовича Державина и Михаила Васильевича Ломоносова «Памятник».

Перед началом стиха Александр Сергеевич поместил небольшой, но значимый эпиграф: «Exegi monumentum». Данная строка является отсылкой к Горацию, по произведению которого были написаны различные варианты «Памятника» (как у Ломоносова, Державина, Пушкина).

Основной темой данного Пушкинского стихотворения является поэзия. Автор посвящает ей целую оду, восхваляет и воспевает ее. В своем произведении Александр Сергеевич не только описывает свои достижения перед поэзией, но и традиционно обращается к музе с просьбой вдохновлять писателей дальше, а не обижаться на брань и клевету. Пушкин раскрывает смысл поэзии и свое мнение о творчестве. Стихотворение наполнено раздумьями о жестокости века, но с первых же строк Пушкин заявляет, что смог победить власть.

Настроение в стихотворении можно назвать торжественным, пропитанным особым пафосом. Как и Державин, Александр Сергеевич оформляет стих в виде пяти катренов – четверостиший. Начиная произведение шестистопным ямбом, а заканчивая его четырехстопным автор показывает верх мастерства. Выразительности и легкости произведению Пушкина придает перекрестная женская и мужская рифмовка.

В своем творении Александр Сергеевич использует множество средств выразительности. Например, инверсию, эпитеты (гордый внук, подлунный мир, жестокий век), гиперболу (пройдет по всей Руси великой), литоту (хоть один пиит), метафоры (душа в заветной лире, слух пройдет). Красочности произведению добавляют двойное отрицание («Нет, весь я не») и устаревшие слова (доколь, тленья).

Стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный …» можно назвать заключающим в творчестве Пушкина. Он подвел итог всему творчеству писателя: и назначению творчества, и мыслях о свободе и культурному наследию. Пушкин говорит о том, что за свою жизнь он слышал много похвалы и клеветы и теперь призывает музу обратить внимание на красоту, свободу, справедливость и природу. Именно в этот момент поэт понял, что главное духовная свобода, а не физическая.

Анализ стихотворения Я памятник себе воздвиг нерукотворный... Пушкина

Стихотворение было создано 21 августа в 1836 году. Основной идеей произведения является сохранение, завековечивание своих истинных поэтических трудов. Автор понимает и предугадывает, что результат его творческой деятельности будет существовать долгие годы, народ будет им гордиться и прославлять его поэзию. Это своеобразное философское размышление о своем жизненном предназначении, творчестве и прожитых годах.

«Памятник» относят к жанру оды (содержит в себе гуманность и свободолюбие), но он является лишь ее разновидностью, берущей истоки в античности, поэтому эпиграфом служит цитата древнеримского стихотворца Горация: «Я воздвиг памятник». За Горацием тему развил М. В. Ломоносов, переведя его произведение. Далее более свободное изложение выдвинул Г. Р. Державин, следом Пушкин закрепил тему поэта и поэзии.

Стихотворение делится на 5 строф. Первые 3 строки написаны традиционно, 6-стопным ямбом, что придает ему определенной решительности и направленности, но последняя 4-стопным, это помогает поставить логическое ударение именно в данном месте, она становится ударный и четко завершающем произведение.

Пушкин пишет о монументе, который выстроил своими руками, памятник имеет способность чувствовать собственную свободу и независимость. Поэт передает то, что его стихи всегда будут прочно держаться в сердцах близких ему людей. Он поднимается выше «Александрийского столпа», критики до сих пор спорят, о котором из памятников точно идет повествование.

Сочинял автор не для того, чтобы позже он пользовался великой славой, а для получения любви и признательности читателей, для него это было бесценно, так как он нуждался в любви, считал это жизненной необходимостью.

В данном стихотворении два подтекста. Первый заключается в завершении своего творчества перед смертью, второй подразумевает то, что люди будут вечно ценить написанное: «К нему не зарастет народная тропа…».

Стихотворение изложено в патриотической направленности, из него вытекает следующая мысль: Пушкин выполнил свой долг перед Родиной. Он оценивает себя как самостоятельную личность, которая не зависит ни от кого, имеет свое мнение и смело его высказывает, отстаивает до победного конца.

Творчество Александра Сергеевича, безусловно, заслуживает глубокого уважения, ведь он привносил в мир безвозмездность, справедливость и лишь добрые чувства.

Картинка к стихотворению Я памятник себе воздвиг нерукотворный...

Популярные темы анализов

• Анализ стихотворения Барто Разлука

  Агния Барто – детская поэтесса. Мы знаем её стихи с дошкольного возраста, они всегда нас учат чему-то важному и полезному. «Разлука» - стихотворение, повествующее о мальчике, мама которого уехала. Но почему же,

• Анализ стихотворения Цветаевой Куст

  Несложно заметить, что в творчестве Марины Цветаевой очень часто встречаются образы куста или дерева. Они символизируют бегущей от будничной маеты героине отдушину, райское пристанище, волшебство. Стихотворение «Куст» Марина

• Анализ стихотворения Некрасова Возвращение

  Николай Алексеевич Некрасов в 1864 году несколько месяцев путешествовал по Европе. Вернувшись на родину, поэт начал сомневаться в том, что его творчество представляет какую-либо ценность для соотечественников.