ВОЛЯ К ВЛАСТИ
основное понятие в философии Ницше, используемое им для обозначения принципа объяснения всего совершающегося в мире как таковом; его субстанциальной основы и фундаментальной движущей силы. Это то, с помощью чего все должно быть в конечном счете истолковано и к чему все должно быть сведено. В.кВ. - понятие, подвергавшееся в истории философии беспрецедентным искажениям и фальсификациям; оно и по сей день остается объектом самых различных интерпретаций в том числе и потому, что сам Ницше не особо заботился объяснить, что же все-таки он под ним понимает. История его формирования восходит к концу 1880-х, когда философ надеялся написать систематически целостный, завершающий все его искания труд. Его наиболее интенсивные творческие усилия на протяжении этих последних лет, когда он был еще психически здоров, были связаны именно с анализом В.кВ. - этой дерзкой и во многом претенциозной идеи, на которую Ницше, тем не менее, возлагал большие надежды - использовать ее в качестве главной несущей конструкции, понятия, с помощью которого можно было бы объединить, систематизировать и интегрировать все остальные идеи его философии. Более того, он намеревался с его помощью радикально изменить всю тогдашнюю философию и науку. Таким образом, именно в В.кВ. он увидел своего рода ключ к пониманию и своей собственной философии, и мира в целом. Вновь, как и в после-романтический период своего творчества, Ницше много занимается естествознанием и, в частности, теорией Дарвина. Считая жизнь конечной целью всех человеческих стремлений, он отождествляет ее с ростом, подъемом, увеличением мощи, борьбой и т.п., хотя и не приемлет дарвиновской идеи цели и отрицает прогресс, особенно применительно к человеческому обществу, считая, что последнее, наоборот, быстрым и решительным шагом идет в направлении вырождения. Прогресс вообще есть, по Ницше, ‘идея современная, то есть ложная’, неприменимая ко всей природе: ‘все животное и растительное царство не развивается от низшего к высшему, но все в нем идет вперед одновременно, спутано, вперемежку и друг на друга’. Понятие В.кВ. становится у Ницше своего рода принципом истолкования и новым началом всемирного космического процесса. Определенную роль в разработке учения о В.кВ. сыграло и традиционное увлечение Ницше античностью; можно даже сказать, что это учение стало своего рода переосмыслением и углублением его ранних, хорошо знакомых еще по ‘Рождению трагедии из духа музыки’ взглядов и настроений: ‘Теперь едва осмеливаются говорить о воле к власти: иначе в Афинах’. Это, по преимуществу социальное наблюдение, расширяется и переносится им затем на другие области действительности, приобретая поистине онтологический статус - становясь тем, что лежит в основе всего существующего и является наиболее фундаментальным в устройстве мира. Известно, что Ницше всю свою жизнь чрезвычайно критически относился ко всякой метафизике как учению о принципах бытия и познания, тем не менее, признав В.кВ. именно в таком, вышеотмеченном качестве, он не мог не прийти к разработке собственной версии метафизики, существенно отличающейся, однако, от всех когда-либо существовавших своим во многом ‘прикладным’ характером. Иначе говоря, многие чисто метафизические соображения и мотивы не играли здесь самостоятельной роли, будучи в значительной мере подчинены скорее нравственным постулатам Ницше - его титаническому стремлению к утверждению грядущей новой жизни, жаждой сильных людей и т.п. Именно поэтому метафизические построения достаточно подвижно и органично переходят и переплетаются в его философии с моральным творчеством, как бы фундируя его идеал сильного, целостного человека, принимающего жизнь со всеми ее страданиями и бессмыслицей и использующего ее в качестве материала для творчества своей воли. Вплотную приблизившись к полю непосредственно метафизической традиции, Ницше не последовал, тем не менее, принятому здесь в качестве канона принципу системного изложения философских воззрений. Так, книга, в которой он по сути и изложил свое учение, названная им аналогичным образом - ‘В.кВ.’, - представляет собой в принципе бессистемное, афористическое изложение. Сам Ницше считал печальным признаком для философа, когда тот замораживал свои мысли в систему: ‘Систематик - это такой философ, который не хочет больше признавать, что его дух живет, что он подобно дереву мощно стремится вширь и ненасытно захватывает все окружающее - философ, который решительно не знает покоя, пока не выкроит из своего духа нечто безжизненное, нечто деревянное, четырехугольную глупость, ‘систему’. Стремясь дать изложение своей философии, Ницше в то же время не считал ее мертвой догмой; для него она была, скорее, своего рода регулятивным принципом для обоснования последующих взглядов и идей. Возвращаясь к самой книге ‘В.кВ.’, следует отметить, что в том виде, в каком она предстала перед читающим миром, она не была выполнена самим ее автором, а представляла из себя обработку подготовленных им планов и материалов, осуществленную уже после его смерти сотрудниками Архива Ницше в Веймаре под руководством его сестры Э.Ферстер-Ницше. Именно поэтому вопрос об аутентичности текста и по сей день остается открытым и составляет предмет специального рассмотрения. И тем не менее, здесь можно отметить ряд малоизвестных и небезынтересных деталей. Так, известный исследователь творчества Ницше - профессор Карл Шлехта в своем выдающемся издании работ философа под названием ‘Nietzsches Werke in Drei Bande’ (Munich, 1958) использовал вместо одиозного названия ‘В.кВ.’ вполне нейтральное ‘Из неопубликованных работ 1880-х годов’, выступив тем самым в знак протеста против вопиющих издательских вольностей, с которыми отнеслась к наследию философа его сестра и люди из Архива Ницше. Он полагал, в частности, что эти поздние заметки очень трудно упорядочить хронологически, так как они не имеют точной датировки в рукописях самого Ницше и таким образом, строго говоря, в них нет как таковой книги под названием ‘В.кВ.’. И тем не менее в этом огромном количестве неопубликованных фрагментов очень многие посвящены разработке и прояснению именно данного понятия - ‘В.кВ.’. Сколько бы не упрекали Элизабет Ферстер-Ницше (а упрекать действительно есть за что) за использование словосочетания ‘В.кВ.’ в качестве названия для этих посмертно опубликованных фрагментов, у нее все же были для этого некоторые основания. ‘В.кВ.’ и в самом деле было одним из рабочих названий той книги, которую Ницше планировал подготовить в конце жизни, и вряд ли расхождение между названием и содержанием подборки афоризмов здесь больше, чем в тех работах, которые он публиковал сам. Суть оригинальной концепции В.кВ. вытекает из критического требования философа о ‘переоценке всех ценностей’. От осмысления ‘ложных’ ценностей современного ему мира Ницше переходит к анализу его глубочайших бытийственных оснований, усматривая последние в примате ratio, доминировании истины над жизнью, что, на его взгляд, является главным симптомом упадка последней, ибо только она - жизнь - может и должна быть конечной целью всех человеческих стремлений: ‘единственной целью моей воли’. Эту жизнь он понимает в виде потока, вечного и абсолютного становления, в котором нет ни конечной цели, ни логики, а есть лишь бессмысленная последовательность сложных комбинаций и игра случайных сил. Становление недоступно, по Ницше, какому-либо разумному толкованию и в принципе непознаваемо. Единственное, что философ считает возможным о нем сказать - это то, что оно есть результат соперничества между энергиями, между состязающимися центрами сил или центрами власти - волями, каждая из которых стремится сделаться сильнее и ‘которые постоянно либо увеличивают свою власть, либо теряют ее’. Во всех проявлениях жизни Ницше находит, таким образом, В.кВ. Это, пишет он, ‘не бытие, не становление, а пафос - элементарный факт, из которого уже и порождается и становление и действие’. И дальше: ‘Вся энергия, вся действительная сила - в воле к власти, кроме нее нет никакой другой ни физической, ни динамической, ни психологической силы’. В.кВ., согласно Ницше, свойственна любому становлению, является основой мировой эволюции и фактом... не допускающим никаких объяснений. В.кВ., по Ницше, не едина, а распадается на некоторые центры сил, мощь которых либо растет, либо уменьшается в зависимости от присущей им энергии и степени противоборства противостоящих центров. Принцип, управляющий всем этим процессом, есть, по Ницше, не дарвиновская ‘борьба за существование’ и не стремление к самосохранению и устойчивости; ‘великая и малая борьба идет всегда за преобладание, за рост и расширение, за мощь воли к власти, которая и есть воля к жизни’. Становление есть, таким образом, непрерывное усилие к возрастанию жизни, росту, как условию ее сохранения. Это усилие становления, ‘жажда жизни’ и есть В.кВ. как ‘самая внутренняя сущность бытия’. Ницше пытается проследить ее на всех ступенях развития жизни, полагая, что любой живой организм представляет собой собрание действующих в унисон силовых центров. Даже процесс питания он рассматривает в контексте ‘применения первоначальной воли сделаться сильнее’. Заметно, как в этом самом общем определении жизни угадываются многие из выводов социально-нравственного учения Ницше. Так, эксплуатация, по его мысли, не есть атрибут ‘развращенного, несовершенного или же примитивного общества: это - часть существа всего живого, его органическая функция, следствие истинной В.кВ., которая есть прежде всего воля к жизни. Еще одно, очень характерное в этом плане высказывание: ‘Жить значит постоянно отталкивать от себя нечто, что собирается умереть; жить значит быть жестоким и неумолимым ко всему, что слабо и старо в нас’, и т.п. Человек, как и человечество в целом, превращаются в этой системе координат в своего рода сложную группировку центров природных сил, постоянно соперничающих между собой за рост ‘чувств власти’. Ницше против того, чтобы описывать человечество в терминах метафизических объяснений, внушающих человеку мысль о его исключительном по сравнению с природой положении в мире. ‘Он должен быть глух к таким голосам и стоять с бесстрашными глазами Эдипа и заклеенными ушами Улисса’. Будучи частью универсальной жизненной силы и выражением единого жизненного принципа, человек, как и любой сложный механизм, отличается многообразным и неоднозначным его проявлением, где каждая из множества ‘В.кВ.’ имеет свой способ выражения. Первичными и наиболее естественными здесь являются аффекты, и только за ними идут уже интеллект и мышление, являющиеся не более чем ‘только выражением скрытых за ними аффектов, единство которых и есть воля к власти’. Последняя становится у Ницше также и основополагающим принципом познания, которое, будучи лишь ‘перспективным учением об аффектах’ - перспективизмом, рассматривается им тоже как только орудие В.кВ., ибо все высшие проявления человеческого сознания служат не более чем повышению жизни. Познание, по Ницше, тем сильнее, чем сильнее управляющая им воля: ‘Какой-нибудь тип усваивает столько реальности, чтобы овладеть, воспользоваться ею’. Ницше развивает дальше свою идею об исключительно служебной роли познания и о том, как возникают и само сознание, и разум, и логика, и все важнейшие мыслительные категории (типа каузальности и т.п.), являющиеся в конечном счете только результатом приспособления организма к среде, схематизации и упрощения мира. Большое место он уделяет здесь и проблеме истины, резко выступая против рациональной ее трактовки - как главной цели всех знаний. Это место принадлежит, по Ницше, самой жизни со всеми ее страстями и влечениями. ‘В жизни, - пишет он, - есть лишь желания и их удовлетворения, а что между ними - истина или заблуждение - не имеет существенного значения’. Значительно опережая по времени одного из своих будущих последователей - Рорти, философ отрицает объективный характер истины, - то, что она выражает некое отношение самих вещей, ‘нечто такое, что уже существовало, что нужно поэтому только найти, открыть - она есть нечто, что нужно создать и что дает имя процессу, стремлению к победе’. Истинам, как вполне логичным, несущим на себе печать общезначимости, ‘затасканным, захватанным химерам’, сконструированным бездушным рассудком, Ницше противопоставляет заблуждения. Последние, считает он, пронизаны человеческими заботами и желаниями, способствуют сохранению и возрастанию жизни. Диалектика истины и заблуждения здесь достаточно сложна и противоречива: философ то сталкивает их друг с другом, отдавая приоритет заблуждению; то не видит между ними вообще какого-либо принципиального различия. Так, истина превращается у него в то же заблуждение, только неопровержимое (‘что удается, то и истинно’). В силу того, что реальность Ницше трактует в качестве неупорядоченного потока становления, оказывается невозможным говорить о какой-либо соизмеримости категорий мышления и действительности. ‘Вещь в себе’, ‘субъект’, ‘субстанция’, ‘единство Я’, ‘каузальность’ и т.п. - все это, по Ницше, не более чем эвристические, антропоморфизирующие мир упрощения и предрассудки разума, от которых надо отказаться, противопоставляя им энергетику В.кВ. Мир, как вечное становление, находится в процессе постоянного изменения количеств сил, у которых нет ни цели, ни единства, ни истинного, ни ложного. Ницше провозглашает тезис о существовании только кажущегося мира, мира постоянных движений и перемещений количеств силы; только этот мир, по его мысли, и является единственно реальным. Принципиальной установкой его гносеологии становится перспективизм, согласно которому каждое живое существо наделяется особой точкой видения этого мира вечно меняющейся перспективы. ‘Мы не можем ничего сказать о вещи самой по себе, так как в этом случае мы лишаемся точки зрения познающего’...который как бы останавливает на мгновенье этот вечно становящийся мир с тем, чтобы логизировать и схематизировать его. При этом никто не в состоянии обосновать истинность своей перспективы. Процесс познания превращается, таким образом, в оценку, интерпретацию и созидание мира, когда все от начала и до конца обусловлено деятельностью самого субъекта. ‘Есть только одно - перспективное ‘познание’, и чем больше позволяем мы аффектам говорить о вещи, тем больше глаз, различных глаз имеем мы для созерцания вещи, тем полнее будет наше ‘понятие’ о вещи, наша ‘объективность’. Наряду с такого рода гносеологическим прагматизмом Ницше, как и все представители философии жизни, является иррационалистом, отдающим приоритет инстинктивно-бессознательному, непосредствено-интуитивному в познании. Это вытекает из противопоставления им разума жизни, разума как неспособного понять последнюю, умертвляющего или в лучшем случае деформирующего ее - ‘каким холодом и отчужденностью веет на нас до сих пор от тех миров, которые открыла наука’. Разум случаен, ‘даже в самом мудром человеке он составляет исключение: хаос, необходимость, вихрь - вот правило’. Не лгут, по Ницше, только чувства, ‘мы сами вносим ложь в их свидетельства, приписывая явлениям единство, вещественность, субстанцию, положительность и т.д.’. Только в инстинкте непосредственно находит свое проявление принцип всего существующего - В.кВ.; только инстинкт является ее аутентичным выражением. Ницше ставит физическую, инстинктивную сторону в человеке выше, чем духовную, которая, по его мнению, является лишь надстройкой над истинным фундаментом - жизнью тела. Поэтому истинное воспитание, здоровье должны начинаться именно с физической стороны: ‘надлежащее место есть тело, жест, диета, физиология... Греки знали, они делали, что было нужно, заботились об улучшении физической природы’. Сознание, духовное, будучи симптомом несовершенства организма, выступает, по Ницше, вперед только тогда, когда утерян верный инструмент - инстинкт. Этот тезис о доминирующем значении бессознательно-витальной сферы в человеке, а также представление о нем, как о ‘неопределившемся’ животном вошли в несколько преобразованном виде в качестве важнейшего элемента в концепции философской антропологии, особенно биологической ее ветви. Такова суть ницшевского учения о В.кВ. Надо сказать, что это понятие оказывается в философии Ницше непосредственным образом связано с другими основополагающими ее концептами - ‘вечным возвращением’ и ‘сверхчеловеком’. В конечном счете и то, и другое являют собой образы этого главного его постулата; причем если первое становится у него своего рода способом бытия В.кВ. (см. ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ ), то второе - ‘сверхчеловек’, демонстрирующее стремление к созданию высшего типа человека, являет собой, по Ницше, ‘наивысочайшее’ самоосуществление этой воли. Понятие ‘В.кВ.’, как и другие понятия философии Ницше, неоднократно подвергалось всевозможным фальсификациям: вырванные из контекста, те или иные афоризмы и извлечения в их ‘свободной’ подборке или же искусной компоновке интерпретировались часто совсем не в том смысле, который им придавал сам автор, отождествляясь с ‘культом силы’, разнузданностью инстинктов, внешним господством, стремлением к захватам и т.п. Однако ницшевская В.кВ. не может быть адекватно понята в таком контексте грубого насилия, так как последнее, согласно Ницше, всегда растрачивается в том, на что оно было направлено, если только оно не возвращается к себе самому с последующим ‘сохранением’ и ‘возрастанием’. ‘Прежде, чем господствовать над другими, - писал Ницше, - научись властвовать над собой’, само-властвовать. Могущество власти заключается не в ее произволе, а в желании мочь, желании силы. В этом стремлении исполнить элементарный долг жизни Ницше и увидел синоним В.кВ., отсюда постоянное использование им в качестве тождественного ей понятия ‘воли к жизни’. Причем сама жизнь, по Ницше, это и есть ‘инстинкт роста, устойчивости, накопления сил, власти: где недостает воли к власти, там упадок.’ Адептом такого рода истолкования В.кВ. является Хайдеггер, который в своей работе ‘Европейский нигилизм’ говорит о недопустимости отождествлять последнюю с ‘романтическим’ желанием и стремлением просто к захвату власти: ее смысл он видит в ‘самоуполномочении власти на превосхождение себя самой’, т.е. всегда возрастании власти, не довольствующейся достигнутой ступенью, т.е. самою же собой. Подобная остановка расценивается им как немощь и упадок. Анализируя смысл данного понятия, Хайдеггер описывает его в контексте собственной концепции Бытия, считая, что Ницше использует понятие ‘В.кВ.’ для обозначения основной черты сущего и существа власти и дает тем самым ответ на вопрос о том, что есть сущее в истории своего бытия. Все сущее, насколько оно есть и есть так, как оно есть - это В.кВ. Но для Хайдеггера последняя означает еще и новый принцип полагания ценностей, - то, откуда, собственно говоря, и исходит и куда возвращается это полагание. ‘Если все сущее есть воля к власти, - пишет Хайдеггер, - то ‘имеет’ ценность и ‘есть’ как ценность только то, что исполняется властью в ее существе.’ Она, власть, не терпит никакой другой цели за пределами сущего, а так как последнее в качестве В.кВ. как никогда не иссякающего превозмогания должно быть постоянным ‘становлением’, вновь и вновь возвращаться только к ней и приводить к тому же самому, то и сущее в целом должно быть только вечным возвращением. В интепретации В.кВ. Делезом акцент сделан на абсолютном характере ее утверждения и невозможности ее истолкования сквозь призму уже устоявшихся ценностей - т.е. через отрицание (насилие, захват и т.п.). Поэтому Делез призывает отличать В.кВ. от так называемых ‘вожделения господства’ и ‘воли властвовать’, которые пишутся по-немецки не так, как у Ницше, т.е. ‘Will zur Macht’, а так - ‘Will der Macht’, хотя могут переводиться таким же образом - ‘В.кВ.’, означая, однако, при этом не утверждение, не творчество новых ценностей, а стремление добиваться уже установленного и созданного. Что же касается Ницше, то у него, согласно Делезу, природа В.кВ. состоит именно в том, чтобы творить и отдавать, утверждая; а не забирать, отрицая. Кстати, учитывая неоднозначность самого немецкого слова Macht, русские дореволюционные философы, как бы предвосхищая Делеза, переводили это ницшевское понятие как ‘воля к мощи’, но не как ‘В.к.В’, акцентируя здесь момент творчески-активного, положительного. Кроме Хайдеггера и Делеза, ницшевская В.кВ. оказала определенное влияние также и на творчество Фуко с его ‘метафизикой власти’; хорошо знаком с этим понятием был еще один французский философ, занимавшийся проблемой создания безвластных структур в языковом пространстве текста, - Р.Барт, интепретировавший В.кВ. как аффект, удовольствие и указание на перспективу гедонизма как пессимизма у Ницше. Однако, используя некоторые идеи Ницше, Барт в то же время достаточно редко вспоминал или тем более цитировал своего ‘философствующего молотом’ немецкого предшественника. Среди англоязычных, в частности американских авторов, которые, как известно, мало занимаются историей философии в традиционном европейском смысле этого слова, можно отметить профессора Колумбийского университета Артура Данто, книга которого ‘Ницше как философ’ была переведена и издана в 2000 на русском языке. Этот мыслитель ставит учение о В.кВ. в тесную связь с нигилизмом Ницше, полагая, что в зрелый период его творчества учение о В.кВ. находится в таком же отношении к учению о нигилизме, в каком находилось аполлоновское начало к дионисийскому в ранний период творчества Ницше. Так же, как и в его концепции искусства, обе эти силы, или понятия, считает Данто, дополняют друг друга. Нигилизм необходим, чтобы расчистить почву для подлинного творчества, представив мир во всей его наготе, лишенным значения или формы. В свою очередь, В.кВ. ‘навяжет неоформленной субстанции форму и придаст значение, без чего мы не могли бы жить. Как мы будем жить и о чем мы будем думать - об этом только мы сами можем сказать’. Иначе говоря, мир всегда есть только то, что мы сами сделали и должны воспроизводить, что у него нет никакой другой структуры, а также значения, помимо тех, которые мы ему приписываем. В.кВ. означает, таким образом, волю к творчеству, к созиданию новых ценностей, определение ‘куда?’ и ‘зачем?’ человека, простирая творческую руку в будущее. В отечественной историко-философской традиции, где восприятие идей Ницше было, как известно, далеко не однозначным, можно назвать Н.Михайловского, достаточно высоко оценившего ницшевский тезис о безусловной ценности волевой деятельности личности, а также В.Соловьева, критиковавшего Ницше за отрыв его В.кВ. от христианско-религиозного контекста и др. В советское время это понятие подверглось многочисленным искажениям и фальсификациям, как впрочем и вся философия Ницше. В имевших тогда место крайне упрощенных интерпретациях оно сравнивалось, по степени его абсурдности, то с божественной волей, сотворившей этот мир и управляющей им, то с понятием, с помощью которого философ пытался якобы устранить закономерно развивающийся материальный мир и низвести его к акту субъективного творчества и т.п. В работах современных отечественных авторов, посвященных интерпретации ницшевского понятия В.кВ., чаще всего дается взвешенный, опирающийся на аутентичное прочтение оригинальных текстов мыслителя анализ.

• - в христианских представлениях ангельские существа. В новозаветных текстах бегло упоминаются как особого рода космические духи, причем как благие, послушные Богу, так и злые, антагонисты Бога...

  Энциклопедия культурологии

• - В определенные исторические периоды мудрецы предостерегали от сближения с властями. Сказано: "Будьте осторожны с властями, ибо они приближают к себе человека только ради самих себя" ...

  Энциклопедия иудаизма

• - центральное понятие философии жизни Ницше, оказавшее и до сих пор оказывающее значимое влияние на философскую мысль 20 ст. Подверглось беспрецедентной вульгаризации, фальсификации и идеологизации. Ницше...

  Новейший философский словарь

• - основное понятие в философии Ницше, используемое им для обозначения принципа объяснения всего совершающегося в мире как таковом...

  История философии

• - преступление против основ конституционного строя и безопасности государства, предусмотренное ст. 278 УК РФ. Преступление посягает на те основы конституционного строя России, которыми закреплены принципы, порядок...

  Словарь-справочник уголовного права

• - вла́сти мн. разг. 1. Органы государственного и местного управления. 2. Права и полномочия таких органов. 3. Должностные лица, входящие в такие органы; начальство, администрация...

  Толковый словарь Ефремовой

• - @font-face {font-family: "ChurchArial"; src: url;} span {font-size:17px;font-weight:normal !important; font-family: "ChurchArial",Arial,Serif;}  сущ. мн. ч. ангелы шестого чина, по учению св. Дионисия Ареопагита. Иногда означает бесов как властей темных...

  Словарь церковнославянского языка

• - ВЛА|СТИ, -ДОУ, -ДЕТЬ гл. Владеть, обладать: вѣрую въ ѥдиного б҃а. всѣми владуго. i ѡц҃а всѣмъ суща. КР 1284, 13а; Соломонъ бѣ женолюбець, и бѩхоу ѥмоу владоуще ψ и наложнiць т҃ ГА XIII-XIV, 95в...

  Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.)

• - чего. Под воздействием, влиянием, впечатлением. Делесов посмотрел в глаза Альберта и вдруг снова почувствовал себя во власти его улыбки...

  Фразеологический словарь русского литературного языка

• - См. КАРА - ПРИЗНАНИЕ -...
• - Суженого и на коне не объедешь...

  В.И. Даль. Пословицы русского народа

• - прил., кол-во синонимов: 6 был в когтях был в лапах глядевший из рук зависевший находившийся во власти смотревший из рук...

5 концептов философии Ницше

Понимание Ницше феномена воли стараниями различных интерпретаторов и идеологов легло в основу немецкого фашизма с его идеей захвата власти над «неполноценными» расами. Однако «воля к власти» в изложении самого Ницше имеет мало общего с упомянутым политическим режимом. Concepture публикует последнюю статью курса о самом неоднозначном концепте провозвестника сверхчеловека.

Свое начало идея воли к власти как общемирового закона берет в тексте «Так говорил Заратустра», где само описание Заратустры дается автором через понятие воли к власти. Но что же имеет в виду Ницше под этими интригующими словами?

Начнем с того, что ни в одном произведении, даже в работе с названием «Воля к власти», Ницше не дает определения этому загадочному термину. На смысл термина косвенно указывают некоторые фразы из разных работ, например, оговорка Ницше о том, что о воли к власти осмеливались говорить только в Афинах.

В философии Ницше воля становится не просто одним из терминов, сквозь призму воли Ницше объясняет все совершающееся. Воля для Ницше - это принцип, который структурирует всю идейное содержание его философии. По Ницше, воля к власти есть неотъемлемая часть всех жизненных явлений, которую нельзя втиснуть в рамки философской категории, поскольку она шире всякой категории.

Именно сложность этого понятия привела к разночтениям и послужила названием для отдельной работы, которая, кстати говоря, не является целиком работой Ницше. Речь идет о книге «Воля к власти. Переоценка всех ценностей», где можно найти варианты определений термина «воля к власти». Ницше на самом деле собирался произвести переоценку всех ценностей, но только вот не успел, зато за него это сделали другие.

«Воля к власти» представляет собой произвольную компиляцию черновиков Ницше, которую структурировала его сестра, увлеченная профашистскими настроениями своего мужа. По сути, эта работа не может в полной мере считаться работой самого Ницше.

В работе «Воля к власти» идея Ницше подвергается искажению, так как вместо «воли к власти» читателю подсовывают «волю властвовать, господствовать», а это большая разница. И вот почему. В прижизненных работах Ницше не было и не могло быть такой откровенной фашистской направленности, звучащей как однозначный призыв к захватническим действиям, призыв к реализации воли сильного доминировать над слабым. Ницше трактовал волю к власти как волю к мощи, силе, жизнеутверждающему началу. Недаром некоторые переводчики вместо двусмысленной «воли к власти» употребляли «волю к мощи», а это уже совсем другое дело.

В работе «Европейский нигилизм» другой великий немецкий философ Хайдеггер писал, что воля к власти не тождественна стремлению захватить политическую власть.

Воля к власти согласно Ницше - это постоянное утверждение жизни и реализация творческого потенциала. Поэтому она противостоит другой воле, ограниченной существующим и не способной это существующее преобразовывать, что приводит эту волю к самоотрицанию. «Воля есть созидательница», - говорит Ницше устами Заратустры.

Сама жизнь для Ницше - это безостановочный процесс столкновения множества индивидуальных воль, которые хотят стать еще сильнее, то есть получить больше власти. Волю нельзя постичь через логику, как жизненно стихийное явление она не поддается рациональному объяснению, выходит за пределы познавательных возможностей человека.

Ошибочно трактовать противостояние воль как банальную борьбу за выживание, желание подчинять, доминировать. По Ницше, «борьба идет за преобладание, за рост и расширение, за мощь воли к власти, которая и есть воля к жизни».

Поскольку философия Ницше есть философия жизни, то мы не найдем итога, которым он завершает свои размышления о жизни как хаотическом, находящемся в постоянном становлении потока.

Противник сухой, безжизненной системности, Ницше дал «волю к власти» как «живую» альтернативу всем мертвым формам современной философии, таким как каузальность, субстанция, субъект, объект и др.

Роль главного атрибута «воли к власти» Ницше отводит свободе, снова говоря устами Заратустры: «Воля освобождает: таково истинное учение о воле и свободе». Однако речь идет о такой свободе, которая не мешает процессу развертывания самой жизни. Жизнь и есть единственная цель воли. И волей этой обладает уже сверхчеловек. Именно сверхчеловека называет Ницше «наивысочайшим самоосуществлением воли».

ФРИДРИХ НИЦШЕ (1844–1900) - немецкий философ и филолог, ярчайший пропагандист индивидуализма, волюнтаризма и иррационализма. В своих произведениях он обсуждал вечные философские вопросы о сущности человека, смысле жизни и смерти, кризисе культуры. Основные элементы его мировоззрения- идеи «воли к власти», «вечного возвращения», «переоценки ценностей» и «сверхчеловека».

Творчество Ницше прошло как бы три этапа философской эволюции: 1) романтизм, когда он находился под сильным влиянием идей Шопенгауэра и творчества Вагнера; 2) позитивизм, когда он обратился к конкретным наукам - естествознанию, математике, истории и т.д.; 3) период зрелого ницшеанства, во время которого он сформулировал свои главные идеи.

Ницше говорит, что существует природное неравенство людей, обусловленное различием их «воли к власти». Существуют высшие и низшие люди. К высшим относится человек такого типа, который обладает хорошим и постоянно прогрессирующим здоровьем, в котором энергично пульсирует воля к власти. Это - арийцы, «белокурая бестия». Люди высшей расы станут носителями нового мирового порядка, покончат с «декадансом» XIX в., под которым Ницше понимает науку, либеральный и социалистический образ мышления, демократию, эмансипацию женщин. Но это не все. Ницше выдвигает идею сверхчеловека. Он вырастет из представителей высшего типа человека, будет представлять собой наиболее совершенное воплощение воли к власти со всеми вытекающими из этого следствиями.

Для него основа мира- не «бытие», изучавшееся предшествующей философией, а жизнь. Жизнь - это первичная реальность, целостный органический процесс, предшествующий разделению материи и духа, бытия и сознания. Она является вечным движением, становлением, постоянным течением.

Сущность жизни, по Ницше, - это «воля к власти», т.е. некая сила, ненасытно стремящаяся к господству. Сама жизнь является вечной борьбой этой воли за власть, за господство - как внутри человека, так и в обществе. В работе «Антихрист. Проклятие христианству» философ писал: «Что хорошо?- Все, что повышает в человеке чувство власти, волю к власти, саму власть. Что дурно? - Все, что происходит из слабости. Что есть счастье? - Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия». Воля к власти стоит за всеми процессами физической и духовной жизни человека. Любое обращение к разуму, истине, логически построенные системы доказательств и аргументации на самом деле являются только заменяющими физическое принуждение способами влияния одной воли на другую - индивидуальную или коллективную.

Идея «воли к власти» глубоко связана с идеями «ПЕРЕОЦЕНКИ ЦЕННОСТЕЙ» и «СВЕРХЧЕЛОВЕКА». Критикуя гуманистическую систему ценностей, Ницше утверждал, что представления о равенстве и справедливости, гуманистическая мораль только разлагают человеческую природу. Помогая слабым, общество зря растрачивает силы, которые нужны ему для движения вперед. Философ перенес на общество дарвиновские идеи естественного отбора. Отсюда его знаменитый призыв, резко отрицающий этику европейского гуманизма: «Падающего - подтолкни» . Во главе общества должна стоять «высшая каста» сильных людей, которые имеют право господствовать над серым большинством.

История человечества не есть движение вперед - она является только «ВЕЧНЫМ ВОЗВРАЩЕНИЕМ» к идеалам прошлого, прежде всего к античной культуре. Поэтому бессмысленно ожидать в будущем чего-то нового и прекрасного. В истории культуры борются два начала - дионисийское и аполлоновское. Дионисийское - это женское начало, обеспечивающее гармонию человека и природы. Аполлоновское - мужское начало, отличающееся большей упорядоченностью, закономерностью и рациональностью, однако разрушающее связь природы и человека. В античной культуре эти два начала находились в единстве, но в культуре Европы ХIХ произошло подавление дионисийского начала аполлоновским. Этому подавлению способствовала, в частности, и христианская религия. Культура ХIХ столетия находится в кризисе, поэтому необходимо пересмотреть, переоценить созданную ею систему ценностей и возродить идеалы прежней культуры. Причины кризиса современной культуры - рационализация человеческой жизни, вызванная развитием науки (1); распространение христианской религии, ориентированной на помощь слабым (2); и развитие демократических форм правления, которые приводят к власти толпу, не способную к созданию высокой культуры (3). Для восстановления гармонии культуры необходим сверхчеловек - вождь, стоящий выше религии и морали, превосходящий всех современных людей силой своей личности. Идея сверхчеловека подробно обосновывается в работе Ницше «Так говорил Заратустра». (Сам Заратустра, точнее, Заратуштра - это пророк, которому поклонялись сторонники зороастризма, религии, распространенной на территории современного Ирана до завоеваний Александра Македонского.)

Научная и литературная деятельность Ницше прервалась в 1889 г., когда он в результате тяжелого психического заболевания стал полностью невменяемым. Именно в эти годы популярность философа резко возросла. Увлечение его идеями достигло такого уровня, что в Европе появлялись люди, всерьез пытавшиеся превратить себя в ницшеанского «сверхчеловека» или воспитать в этом духе своих детей. В посмертно изданную книгу «Воля к власти» сестра Ницше внесла исправления, усиливавшие человеконенавистническое звучание концепции сверхчеловека. Позже эти идеи немецкого философа были использованы при создании фашистской идеологии, а сам Фридрих Ницше осуждался демократически настроенными мыслителями как один из предшественников фашизма. В действительности такая трактовка учения философа явно тенденциозна. Ницше был достаточно далек от идей создателей националлсоциализма, хотя отдельные его мысли действительно можно интерпретировать в духе фашистской идеологии. Его философия оказалась своеобразным критическим взглядом со стороны на рационалистическую европейскую культуру. В традиционной культуре Европы, действительно, можно увидеть слабости и недостатки, хотя это и не значит, что следует безоговорочно принять предложенную Ницше альтернативную систему ценностей.

По мнению Ницше, мир - это постоянное становление и бесцельность, что выражается в идее «вечного возвращения одного и того же». Вслед за Артуром Шопенгауэром Ницше в основе мира называл волю: - как движущую силу становления; - как порыв; - как «волю к власти»; - волю к расширению своего Я, к экспансии. Центральное понятие у Ницше - идея жизни. Он родоначальник направления, которое называется философией жизни.

В человеке, по мнению Ницше, главным является принцип телесности и вообще биологическое организменное начало; интеллект же - это лишь высший слой, необходимый для сохранения организменных образований, в первую очередь инстинктов. Форма изложения философских идей у Фридриха Ницше - это афоризмы, мифы, проповеди, полемика, декларации.

По мнению Ницше, человек - это «болезнь Земли», он мимолетен, он «в своей основе есть нечто ошибочное». Но нужно создать подлинного, нового человека - «сверхчеловека», который давал бы цель, был бы победителем «бытия и ничто» и являлся бы честным, в первую очередь перед самим собой. Главная проблема человека, его сущности и природы - это проблема его духа. Согласно Ницше, дух: - это выносливость; - отвага и свобода; - утверждение своей воли. Главная цель стремлений человека - это не польза, не удовольствия, не истина, не христианский Бог, а жизнь. Жизнь является космичной и биологичной: она воля к власти как принцип мирового бытия и «вечного возвращения». Воля к жизни обязана проявить себя не в жалкой борьбе за существование, а в битве за власть и превосходство, за становление нового человека. Ницшевский сверхчеловек - это смысл бытия, соль земли. По его мнению, место умершего Бога займет сверхчеловек. Ницше считает, что идея сверхчеловека как цели, которую надо достичь, возвращает человеку утраченный смысл существования. Сверхчеловек может получиться лишь из поколения аристократов, господ по своей природе, в ком воля к власти не задавлена враждебной ей культурой, из тех, кто способен, объединившись с себе подобными, противостоять большинству, которое не желает ничего знать о подлинном предназначении современных людей.

Почитать философов – значит показать как люди мыслили их мыслямидо них, как не мыслили при них, как мыслили после них, как мыслят их мыслями сегодня и, наконец, как мы сегодня мыслим их мыслями, которые высветились в их текстах только сейчас .

Так или иначе в представлении большинства образованных людей закрепилось мнение, что Фридрих Ницше был страстным проповедником идеи о том, что не столько интеллект создает волю, сколько воля создает интеллект. Причем не просто воля, а именно злая воля, воля к власти, к подчинению, к насилию. Именно стремление к господству и порождает культуру. Отсюда множество основополагающих для трагедии человеческого существования парадоксов: чтобы стать лучше – следует быть злее и более жестоким; жизнь, постигающая жизнь, в глубине своей темна и трагична; для того, чтобы жизнь утвердить – ее признанные формы следует отрицать и т.д. . Для исследователей же философского творчества Ницше представилось широкое поле всевозможных интерпретаций. Одни акцентировали свое внимание на "воле к власти" как сердцевине ницшеанской идеологии, в то время как другие предпринимают попытки смягчить вызывающее обычно осуждение положение философа: "Падающего – подтолкни", как-то "очеловечить варварское" в суждениях мыслителя и оградить его от обвинений в создании идеологии фашизма. Мартин Хайдеггер, творивший в середине XX века, в русле идей гуссерлианства создал философию "человека" как "наличного бытия", "вот-бытия" (Da - Sein) находящегося в "просвете Бытия". Основная его идея: утверждение "фактической наличности" человеческого бытия важнее которой ничего нет, несмотря на укорененность в Бытии . Человеческая сущность схватывается только в языке – это то единственное и отличное от других сущее, которое способно само поставить вопрос о бытии . Если Ницше – одна из центральных фигур в философии конца XIX века, то Хайдеггер по праву считается в мировой философской мысли XX века просто "философом века".

Сами по себе мысли обоих философов никогда не были новыми даже для их времени. С этой точки зрения "ницшеанство" и "хайдеггерианство" существовали задолго до Ницше и Хайдеггера, но не в той форме. Кричащие противоречия между требованиями бурлящей жизни и этикой давно волновали философов. Вся послегомеровская культура (включая Платона, но не Сократа) полна требований: усиливающееся с "прогрессом" господство посредственности, "серости", которое мешает росту значения аристократии, власти лучших; превзойти окружающих и презирать их; делать зло для достижения добра; прийти от философии цинизма к философии сознательной лжи и т.д. Искаженные сестрой Ницше – Фёрстер (если искажение было, конечно) идеи, подобранные в книге "Воля к власти", не так уж далеки от действительных идей (как показала история) "Капитала" Маркса. И там и тут рискованное воспламенение людей, требование немедленного действия, обращение к мощи, к силе, насилию и власти. У Ницше – больше в духовной жизни, у Маркса в "диктатуре пролетариата". Не лишены этого и идеи "национального социализма". Недаром Г.В.Плеханов обвинял В.И.Ленина, что его "окружают ницшеанцы". А идеи Хайдеггера? Требования: освободиться от "схоластики рационализма" в пользу "живой жизни"; пойти навстречу "подпольному человеку" Достоевского и понять миp исходя из его "наличного состояния"; перейти от воспевания Истины как знания к "вслушиванию" в Истину, как искусство и т.д. Все это было и до Ницше и Хайдеггера.

Историческое значение и роль обоих философов, следовательно, заключается не столько в создании "нового", сколько в определении специфического для их времени "узла идей", позволяющих людям найти "иное начало" при вопрошании о своем месте в мире. Конкретно это выразилось в том, что и Ницше и Хайдеггер по сути выступали против картезианских традиций в философии и оказались выдающимися представителями того философского течения, которое активно включилось в борьбу за "мировое влияние" в условиях преобладания и даже кажущегося господства рационализма. Оба мыслителя выступили против ведущих идей времени, предопределяя мышление людей будущего. В этом их действительная актуальность.

Философию Ницше невозможно понять без глубокого осмысливания трагедии удивительного, казалось бы, несоответствия между недостатком физического и духовного здоровья и пафосом утвердить для людей именно это здоровье. Немощь, сострадание к людям и предчувствие безумия оказались преобразованными в пафос жизненности и мощи, силы, насилия и жестокости. В сбалансированном единстве дионисийского и аполлонического начал постепенно начинает преобладать Дионис, хотя "в самый последний момент" можно увидеть возвращение к Аполлону . Одно дело – идеи, высказанные в "Рождении трагедии". Там провозглашается, что "музыка и трагический миф в одинаковой мере суть выражения дионисической способности народа и неотделимы друг от друга... При этом в сознании человеческого индивида... это дионисическое подполье мира может и должно выступать как раз лишь настолько, насколько оно может быть затем преодолено аполлонической просветляющей и преобразующей силой...” . Другое дело – мысли, появившиеся в "Ессе Номо" и переписке "Дионис против Распятого" . Здесь Ницше неожиданно превращается в "распявшего самого себя Диониса", или просто в "Распятого". Среди ключевых понятий ницшеанской философии: "нигилизм", "переоценка всех ценностей", "воля к мощи " (сужаемая обычно до понимания как “воли к власти”), "вечное возвращение того же самого" и "сверхчеловек" – каждое может быть взято за основу как определяющее целое. Философия Ницше двусмысленна, двойственна, амбивалентна – и в этом ее величие. Он поднял и осветил центральные проблемы духовной жизни людей, так что каждый мыслитель пытается "перетянуть его на свою сторону". Не Ницше мыслил мыслями фашизма и кoммунизмa, а наоборот, тоталитарные идеологии пытались приспособить его мысли к своему миропониманию, пытались "мыслить по-ницшеански".

Социальная философия Ницше исходит из протеста против жизни "простого смертного", подчиненной стадным инстинктам. Он упрекает старую добродетель справедливости в потакании слабым и провозглашает новую справедливость как волю жизненной силы к власти, которая не нуждается в посторонних "подпорках" и оправдывает сама себя. Воля к власти (мощи) – самая внутренняя сущность бытия, требующая “хотеть стать мощнее”, “расти”, а для этого “полагать ценности” и хотеть средств для их реализации. Вопрос о ценностях фундаментальней вопроса о достоверности. Мысли, приходящие на глиняных ногах, правят миром. Истина – это тот род неистребимых заблуждений, без которых определенный род живых существ не мог бы жить из-за страха. Истина – это лишь положение различных заблуждений по отношению друг к другу так, что одно заблуждение старше и глубже другого. Истина – не то, что нужно найти, а то, что нужно создать. Мерилом же наших сил служит то, в какой мере мы можем, не погибая от этого, признать необходимость ложных ценностей. Воля как центр силы из себя конструирует весь остальной мир и ценности. Ценности же – это условия сохранения и подъема сложных образований с относительной продолжительностью жизни внутри процесса становления. Чтобы не погибнуть перед истиной – нам остаются искусство и мифы. Человек, сущность которого "водится изнутри воли к власти" – сверхчеловек, устремленный в будущее. Тем самым сверхчувственное основание сверхчувственного мира сделалось бездейственным. "Бог мертв", его убили люди. В пафосе "ужасаиз-за этого" можно усмотреть возврат к поиску божественного Высшего начала .

Ф.Ницше многое предугадал и прежде всего опасность для "воли к власти" со стороны тысячелетних усилий метафизики по истолкованию бытия. Действительное назначение метафизической истины – это подменить "истиной бытия" именно "волю к власти", пошатнуть ее значимость. И здесь он был непримирим. Однако, Ницше не смог предвидеть, что созданная им элитарная и аристократическая философия “сверхчеловека” оказалась на практике наиболее пригодной для безликих "людей из толпы", которые, компенсируя свою слабость из-за неполноценности, обратились к насилию и имморализму. Подобно тому, как Нищие не понял, что жизнь упивающегося иллюзорным героизмом сверхчеловека по существу бесчеловечна, Маркс не смог предвидеть безжизненность человека, живущего в условиях отсутствия разнообразия и тотальной уравниловки. Вскрытая в "духе трагедии" жизни драма современной ему человеческой души предстала для Ф.Ницше как нечто постоянно требующее непрерывного творчества мифов, мифотворчества. "...Все мои сочинения суть рыболовные крючки; ...если ничего не ловилось, то это не моя вина. Не было рыбы..." .

Философия М.Хайдеггера также двойственна, двусмысленна, амбивалентна, как и философия Ф.Ницше, что, вероятно, и послужило причиной того, что именно Хайдеггер "заставил" философский мир относиться к Ницше серьезно, что именно Хайдеггер уловил в идеях Ницше одну из главных установок грядущего XX века: постановку вопроса о необходимости философии вообще (а не в каком бы то ни было виде) . Более того, осмысление философии Нищие Хайдеггером "пало" на серединный, переломный период его творчества (1936-1942). И хотя М.Хайдеггер постоянно подчеркивал, что между ранним и поздним Хайдеггером ("Хайдеггером I и Хайдеггером II ") нет принципиальной разницы , все же следует признать существенное влияние идей Ф.Ницше на философские установки "позднего" Хайдеггера. Вслед за Ницше, Хайдеггер, например, додумывает "до конца" основную идею нигилизма, ведущую к "убийству Бога"; показывает неизбежность для "отвергнувших Бога" прихода к "новому богу" из-за невозможности существовать для человека без посторонней поддержки; постоянно "вопрошает" себя и человечество о необходимости и, в то же время, невозможности "назвать" то, что оказалось "на месте Бога", терзающий человека ужас от этой невозможности. Само философское творчество М.Хайдеггера наглядно демонстрирует, какие идеи Ницше и каким образом работают в мыслях философов творивших после него в XX веке. Мы не говорим уже о других. Сказанное определяет не только философию Хайдеггера в целом, но и отдельные, в частности, интересующие нас в данном случае проблемы, поставленные мыслителем. Новизна и оригинальность идей, предложенных Хайдеггером, теперь уже не вызывает серьезных возражений, хотя самого философа такие сомнения посещали часто. "Видимо, борьба за сохранение традиции истощает нас, – признается он в письме к Блохманн от 27 июня 1926 года, – Создавать свое и охранять великое одновременно – превосходит силы человека... Из этого круга нет выхода – вот так и получается, что собственный труд кажется то важным, то вновь совершенно незначительным..." .

Согласно социальной философии М.Хайдеггера , "воля к мощи", или, более узко, "воля к власти", которой придавал столь большое значение Ф.Ницше, действовала в новоевропейском субъекте тайно уже с самого начала, но временно признавала над собой требование объективности, научной строгости и не объявляла себя единственным законом сущности. Лишь в последние десятилетия, в результате глубоких "метафизических" размышлений, выяснилось, что субъект, по сути, обеспечивает лишь самого себя. За субъектом все более решительно стала обнаруживаться "воля к власти", а содержанием “воли к власти” оказалась некая "воля к воле ". Соответственно, "воля к власти" – это всего лишь проявление более глубинного процесса: "воли к воле". "Воля к воле" – это такой, возникший в западноевропейской традиции, процесс, который уже не подвластен человеку и который предпочитает гибель отказу от самоутверждения, всё берет под свой учет и контроль .

М.Хайдеггер является создателем оригинальной концепции "наличного бытия", т.е. человеческого бытия, концепции "вот-бытия" (Da - Sein). Философствование следует начинать с вопроса о сущем, с человеческой реальности, которая только и может раскрыть сущее, а именно с феноменологической онтологии. Только через выяснение сущности человеческого бытия (Da - Sein) можно раскрыть сущность собственно бытия (Sein). Причем человек находится "в просвете бытия" и может, поэтому, или подняться к "высшему" или, не поняв смысла этого "просвета", попасть в ад. Истинным отношением человека к миру является озабоченность своей деятельностью, единством с миром, отношением к общественности, отчужденностью. Через заботу человеческое существо порабощает само себя, постоянно ставя перед собой все новые и новые цели, и именно в этом процессе порабощения пытается обосновать и укрепить свою свободу. Страх, с одной стороны, заставляет человека, отказываясь от своего истинного бытия, растворяться "в массе" (Man), а с другой – именно страх потерять себя и раствориться в анонимности общественного заставляют человека преодолеть одиночество и вернуться к "личностному существованию". Поскольку человек "виновен изначально", то только совесть позволяет ему осознать это. Совесть – это особый долг перед самим собой, отказ от неподлинного существования, что требует решимости, которая может привести человека к подлинному цельному самобытию, вырывая его из безличного существования. Любую решимость человека предвосхищает решимость особого рода: "бытия-к-смерти", которая может придать существованию смысл и позволяет рассеять всякое "мимолетное самосокрытие" .

В наше время высшее знание обращается не к Логосу, как в прежние времена, а к соединению "науки и магии". Естествознание ("научное мышление") обращено к сущему, между тем как философия ("мыслящее мышление") стремится проникнуть к смыслу бытия. Если до Ницше философы обычно делили мир на субъект и объект, то с возникновением "философии жизни" возникла традиция понимать человека как "бытие в себе", подлинность которого раскрывается в вопрошании, направленном на самого себя.Хайдеггер стремится преодолеть противопоставление субъективного и объективного, он за "нерасчлененное бытие ". Кантовская схема подведения явлений под схемы понятий рассудка отвергается Хайдеггером, а постоянно прогрессирующая рационализация ведет, по его мнению, в тупик, выход из которого в умении понять культуру личного мира души человека, погрузиться в субъективное переживание времени, в непридуманную человеческую жизнь с ее заботами и страстями, в человеческое сознание, в "бытие бытующего", поставить вопрос о значительности человеческой субъективности .

При ближайшем рассмотрении выясняется, что существуют два времени ; с одной стороны, человеческое, время человеческого бытия, первоначальное (соотнесенное с жизнью человека), а с другой, мировое время, время природы, производное от человечески-личного – безличное время. Проблема состоит в том, что человек одновременно находится в этих двух разных "временах". Время, по Хайдеггеру, не субъективно и именно из времени можно понять истинное бытие. Подлинное (человеческое, а не мировое) время конечно, а поэтому конечно и бытие. Со смертью человека исчезают и время и бытие. "Временность " – это связь времени с человеческим существованием. Сущность временности в обнаружении единства "экстатических состоянии человека", когда прошлое и будущее сливаются в настоящем .

Тем не менее будущее обладает приоритетом , поскольку для каждого человека очевидно существование в будущем смерти как завершения временности. В отличие от человеческого времени, в "абстрактном времени", в мировом и общественном, человек встречается с внутримировым сущим. Мировое время оказывается по Хайдеггеру ни субъективным, ни объективным, оно было "раньше". Исходя из прошлого можно понять лишь "механическую причинность", а "жизнь как органическое целое", сознание и историю – лишь исходя из будущего. Если объяснение с научной точки зрения, опираясь на прошлое, подводит итог и ставит перед собой какую-то цель, которую стремится достичь, то это заведомо ложный шаг. Ведь цель – это то, что лишь наступит в будущем. Цель не задается прошлым, а определяется каждый раз заново из самого грядущего. "Истинная истина" не замкнута (хотя и целостна), она – открытость бытия времени. Главное в истине – не то, что уже есть, а то , чего ей не хватает, что еще только наступит . Время всегда разомкнуто в будущее, которое и определяет направление изменения мира. Плюрализм истины и свобода человека состоят как раз в том, что существует необходимость каждый раз постигать будущее заново. А его неведомость делает мир бесконечным. Поэтому, по Хайдеггеру, время неотъемлемо от субъекта и исчезает вместе с ним. Время и есть бытие, а без него прекращается. Постичь бытие может лишь такое мышление, которое поймет "время как горизонт бытия" в единстве с "временем как бытийностью заботы", поймет время в единстве прошлого и настоящего, "временящихся из будущего", время как скрытую историю. Бытие не вещественно, как это мыслит человек, исходя из европейских традиций. Но бытие и не идея, не мысль. Бытие – это то, .что открывается в горизонте времени, что открыто времени, что исторично, плюралистично и трансцендентно. То что есть – лишь дано в бытии, а не само по себе бытие, которое как бы ускользает от определения. "Не то что бытие где-то существует само по себе и сверх того еще ускользает от рассмотрения. Нет, ускользание бытия как такового – это и есть само бытие" . Находясь "в просвете бытия", человек может не понять, где истина, а где заблуждение, где истинное время и "цель", а где ложное "абстрактно-мировое" время и серия "ложных целей". Европейский человек "заблудился", увлекшись "волей к власти" и стоящей за ней "волей к воле".

Как уже отмечалось, "воля к воле" – это такой процесс, который уже не подвластен человеку и который предпочитает гибель отказу от самоутверждения, все берет под контроль и свой учет. Обеспечивая каждый свой шаг развитием техники на основе научных методов покорения природы, “воля к воле” делает себя представительницей бытия, полностью вытесняя его собой. “Воля к воле” оказывается закрытой для любого события, которое было бы не ею же самой установлено. В практике нового человека безраздельно правит трансцендентное метафизическое начало “воли к власти” и “воли к воле”. Слепота метафизической мысли состоит как раз в том, что она никак не может в наступательной "воле к воле" узнать саму себя.

Мир становится не миром, поскольку Бытие, хотя и пребывает, но как таковое не правит в своем собственном "доме". Сущее, полагает Хайдеггер, перешло в "блуждающий способ существования, когда распространяется пустота, требующая одного единообразного порядка и обеспечения сущего" . Никакая акция, никакой активизм не может изменить состояние мира, потому что бытие как действенность и действие замыкает сущее от "раскрывающего со-бытия" (Ereignis). Даже страдание, противоположное действию, оказывается заодно с действием в той же самой метафизической сфере "воли к воле" и не в состоянии вывести за ее пределы. "Воля к воле" навязала возможному в качестве цели невозможное. Техника, поэтому, – идентична понятию законченной метафизики. Абсолютное единообразие человеческих масс под господством “воли к воле” делает ясной бессмысленность человеческого действия, возведенного в абсолют.

"Ни одно изменение не происходит без опережающего указывающего путеводства" ,– подчеркивает Хайдеггер. Это–"судьба"-"посылание", каковым для человека оказывается какое-нибудь "бытийное озарение", независимо от того, сумеет ли человек принять его как таковое или оградит себя от “раскрывающего со-бытия” (Ereignis) Бытия. В последнем случае, а именно, с "вытеснением судьбы" прекращается и история. Будущее становится материалом лишь для волевого планирования. "Но как сможет достичь нас какое-то путеводство, – завершает свои мысль Хайдеггер, – если не высветится со-бытие, которое призывая, требуя человека, озарит его существо, даст ему сбыться и в этом о-существлении выведет смертных на путь мыслящего, поэтического обитания на земле?" .

Итак, по новому взглянув на философию Ницше и заставив философов XX века относиться к нему серьезно, Хайдеггер сам стал во многом мыслить "по-ницщеански". Из развитой Хайдеггером концепции человеческого "вот-бытия", находящегося одновременно и в абстрактно-мировом времени как "горизонте бытия", и в подлинно человеческом времени как "бытийности заботы", с необходимостью следует возможность или уловить то, что можно уловить пребывая в "просвете бытия", или отгородить себя от этого "просвета", даже если вдруг произойдет какое-то "со-бытие", определяемое Бытием, "знамение". Забвение бытия и произошло из-за увлечения человечеством сначала "волей к власти", а затем и "всегда стоявшим за ней" более глубоким содержанием: "волей к воле" как самодостаточным и не имеющим истинной цели процессом, который со временем становится не подвластным человеку. Позволив вовлечь себя в этот процесс, человечество потеряло путь к "истине бытия" и оказалось в кризисной ситуации. Выйти из нее, вероятно, можно только распознав "открывающее человеку собственно бытие" некое "раскрывающее событие" (Ereignis).

В самом конце XX вела уже достаточно отчетливо стали видны результаты того "восстания масс", о котором Х.Ортега-и-Гассет писал в самом его начале. Огромное число людей и сегодня мыслит мыслями Ницше и Хайдеггера, сознательно или бессознательно ассимилируя из них "то, что подходит", переделывая в новом ключе как идеи "классиков", так и свои собственные в "их духе". Однако, скорее всего, "наизнанку", акцентируя внимание на достаточно поверхностных, второстепенных для классиков проблемах и оставляя в тени наиболее существенные, эпохальные. Идеи Ницше и Хайдеггера утилизируются и предстают в достаточно вульгарном виде.

К концу XX века наступило время, пользуясь словами Хайдеггера, “массового напора на сущее со стороны воли к власти”, когда человек делает все, чтобы стать господином всего стихийного, когда "пользование становится использованием, а расходование израсходованием... "Мировые войны" с их "тотальностью" суть уже следствие бытийной оставленности... это миро-войны, предварительная форма устранения различия между войной и миром... Появляются признаки последней оставленности бытием – провозглашение "идей" и "ценностей", потерянные метания призывов к "делу" и к непременной духовности... Это оказывается единственным способом, каким пристрастившийся к самому себе человек еще может спасти свою субъективность, взвинтив ее до сверхчеловечества... Недочеловечество и сверхчеловечество – одно и то же; они принадлежат друг другу... как животный "низ" и разумный "верх" неразрывно спарены до соответствия друг другу" . Сущее действительно как действенное, а в нашем сегодняшнем обществе как манипулирование всем тем, чем можно манипулировать. Нравственное негодование тех, кто еще не знает, что есть на самом деле, часто нацелено на произвол и властолюбие "вождей" – это самая фатальная форма их признания.

Борьба за власть распространяет и ускоряет идею первостепенности вопроса о власти, хотя борющиеся за власть не замечают, что являются лишь агентами власти. "Борьба между теми, кто у власти, и теми кто хочет власти, с обеих сторон есть борьба за власть. Повсюду определяющим оказывается сама же власть. Благодаря этой борьбе за власть принцип власти с обеих сторон возводится в принцип абсолютного господства власти. Одновременно, однако, здесь остается скрытым то одно, что эта власть стоит на службе у власти и угодна ей. Борьба за власть заранее уже подвластна власти. Воля к воле только уполномочивает эту борьбу. Власть же благодаря этой борьбе овладевает человеческими массами таким образом, что лишает людей возможности когда-либо вырваться на ее путях из забвения бытия. Борьба за власть неизбежно планетарна и как таковая по сути безысходна.., поскольку своею собственной силой вытеснена в историческинaуместное, в оставленность бытием" . Применительно к событиям нашего времени, сказанное трансформируется в тезис, что в условиях кризиса парламентской демократии и тоталитаризма все более и более отчетливо культивируется новое понимание сути бытия, в виде "вывернутого наизнанку" старого. Суть бытия все чаще и чаще понимается не столько в виде достаточно глубоко раскрытой "воли к воли " Хайдеггера или даже в виде проявления "воли к воле" с пафосом отстаиваемой "воли к власти" Ницше, сколько в виде их самой поверхностной разновидности "власти власти " как "властвования власти " ("власти к власти "). Усугубление кризиса "напряжения встречи планетарной техники и современного человека" приобретает формы как бы "закрывающие" пути выхода из него.

Через призму культивируемого сегодня (и, вероятно, господствующего) представления о сути человеческого (и нечеловеческого) бытия как "власти власти " по иному видится и сущность "воли к воле " Хайдеггера, а тем более сущность "воли к власти " Ницше. Перед нами выстраивается новый ряд понятий, сравнение которых требует осмысления. Современный человек также оказывается двойствен, амбивалентен, противоречив.

Да, и Ницше, и Хайдеггер выступали по сути против картезианской традиции западноевропейской философии и видели в рационализме не столько помощь, сколько помеху дальнейшему развитию человечества. Ницше предъявил этой традиции свои "пять нет", выступив против: чувства вины; скрытого христианства (перенесенного в музыку, в социализм); " XVIII века Руссо" с его "природой"; романтизма (в котором сходятся идеалы христианства и Руссо); и, наконец, против "преобладания стадных инстинктов". Хайдеггер, со своей стороны, утверждает, что "...не потому не веруют в Бога, что Бог как таковой утратил для них достоверность, а потому, что они сами отказались от возможности веровать и уже не могут искать Бога. Они больше не могут искать, потому что перестали думать... Мышление же начнется лишь тогда, когда мы постигнем уже, что возвеличивавшийся веками разум – это наупрямейшийся супостат мышления" . Современный человек также противоречив. Время "власти власти" заставляет его метаться между разумом и верой, рационализмом и мистикой, не поднимаясь, однако, как правило, до уровня рассуждений классиков. Старое не отвергается совсем, но и перестает осваиваться "за ненадобностью" в борьбе за власть.

Да, и Ницше, и Хайдеггер сумели рассмотреть "ужас" господства масс, будущего "усредненно-серой" посредственности и "грядущего хама". Но, если пафос Ницше сводился к праву прямого насилия со стороны сверхчеловека даже над "последним человеком", не понимающим неизбежности подчинения "року", то Хайдеггер сумел найти для "воли к власти" первое более глубокое содержание в виде "воли к воле". При потере перспективы развития современному человеку в условиях усиливающегося господства "властвования власти" ближе оказываются не "заумные рассуждения" Хайдеггера, а более простые рекомендации в "борьбе за власть" Ницше, если вообще всплывает потребность в обосновании своих поступков. Однако, ни Нищие, ни Хайдеггер не смогли предугадать всех последствий действий людей в новых условиях. В отличие от Ницше, уповавшего на ведущую роль сверхчеловека и презиравшего слабых, Хайдеггер увидел возможность "самовзвинчивания от страха потерять свою субъективность" недочеловека в "сверхчеловека" и некоторые негативные последствия этого, когда говорил о роли "вождизма" в становлении тоталитарных режимов. Но все же и он не смог предугадать последствий господства идей "власти власти", когда осуществлять их начинает "каждая кухарка", получившая эту власть.

Да, и Ницше, и Хайдеггер в том или ином виде оказались вовлеченными в идеологическую борьбу XX века, особенно по проблемам тоталитаризма. Однако, если Ницше мог быть лишь "перетрактован" , исходя из текущих потребностей национал-социализма и национал-коммунизма, то Хайдеггер исходя из своих внутренних убеждений (никогда от них не отказываясь) первоначально увидел "внутреннюю истинность и величие" национал-социализма в том, что он на первых порах своего развития, с его точки зрения, олицетворял собой необходимую для общества идеологию "встречи планетарной техники и современного человека". И это не случайно. Многие крупные умы искренне увлекались реально осуществившейся мощью тоталитарных режимов. Но быть последовательным приверженцем, тоталитаризма Хайдеггер просто не мог из-за исходных положений своей философии. Философия индивидуального человеческого "вот-бытия" несовместима с идеологией тоталитаризма (ни фашизма, ни коммунизма, в чем представители как той, так и другой быстро разобрались). Ключевое слово здесь для уточнения позиции Ницше и Хайдеггера – это слово "первоначально". Фашистские и коммунистические идеи действительно могут увлечь человеческую мысль только "первоначальными" своими призывами к "иному лучшему", только на первых этапах формирования реального движения, пока не стали очевидными последствия действий на основе таких идей, через процесс "власти власти" ввергающих человечество постепенно в варварство. От власти "тупеют", отмечал Ницше. "Я занялся исследованием Ницше при фашизме затем, чтобы показать несовместимость его идей с фашизмом, а тем самым направить мысль людей против идеологии тоталитаризма", – подчеркивал Хайдеггер .

Да, и Ницше, и Хайдеггер подняли на щит идею особой роли "языка-речи" для человека, к тому же еще поэтической речи. Развиваемые вслед за другими мыслителями, идеи о развертывании "трагедии человеческого духа" не столько в философии, сколько в музыке Рихарда Вагнера и поэзии вообще, лежат в основе ницшеанского философствования. Требование обратиться к вслушиванию в "речь-сказ" и создать "ухо", которое могло бы проникнуть через язык как "дом бытия" к самому бытию – характерно для позднего Хайдеггера. Но все это в периоды господства "воли к власти" и "воли к воле". Классики ощущали, но не смогли предугадать роль музыки, поэзии, "речи-сказа" и простого "пересказа"– интерпретации в манипулировании сознанием масс людей в самой примитивной форме "за" или "против" очередного интереса "власти власти", в условиях возникновения "четвертой власти" масс-медиа.

Таким образом, мыслями Ницше и Хайдеггера люди мыслили до них, после них и сегодня. Идеи "воли к власти" и "воли к воле" органически влияли и формировали идеи "власти власти". И наоборот, господствующие сегодня идеи "власти власти" ассимилируют идеи "воли к воле" и "воли к власти", культивируя (иногда "нейтрально", иногда искажая, а иногда даже открывая новые аспекты ) их в меру возможности приспособить к своим текущим интересам. Не более того. Время "власти власти" вряд ли нуждается в глубоких разработках философской мысли.

В результате рассмотрения некоторых идей обоих философов выявилось своеобразное противоречие между "пессимизмом" разума и достаточно уязвимым "оптимизмом" метафизики, указывающей на возможность лучшего. Однако, не менее уязвим и "оптимизм" научного рационализма, противопоставленный "пессимизму" якобы "умершей" метафизики. Все дело в том, что и как под этим понимать. Следует, вероятно, согласиться с Хайдеггером, что для выхода из глобального кризиса человечества наших дней недостаточно уповать на помощь со стороны "сверхчеловека", что без возникновения независимого от желания человечества "потрясающего со-бытия", идущего от Бытия – люди не перестроят свою жизнь. Но что это будет за событие? Вероятно что-то “человечески-онтологическое”, “объективно-субъективное”. В этом смысле тезис о том, что сознательно используя свои рациональные к нерациональные возможности, человечество из имеющегося налицо кризиса само никогда не выберется – оказывается не столько пессимизмом, сколько как раз оптимизмом, хотя и умеренным.

Галеви Д. Жизнь Фридриха Ницше. Новосибирск, 1992, С.136-204.

Хайдеггер М. Что значит мыслить? // Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. М., 1991, С.134-138.

Зайцева 3.Н. Мартин Хайдеггер: язык и время // Хайдеггер М. Разговор... С.172.

Свасьян К.А. Фридрих Ницше: мученик познания // Ницше Ф. Соч. в 2-х томах, T. I, М., 1990. С.25-34.

Ницше Ф. Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм // Ницше Ф. Соч. в 2-х томах. T.I. М., 1990. С.25-34.

Ессе Hомо. Как становятся сами собой // Ницше Ф. Сочинения в 2-х томах. - М., 1990.

Ницше Ф. Веселая наука // Ницше Ф. Сочинения в 2-х томах. T.I. М., 1990. С. 592-593.

Ницше Ф. Ессе Номо // Там же, С.754.

Михайлов А.Б. Предисловие к публикации // Хайдеггер М. Слова Ницше "Бог мертв" - "Вопр. философии", 1990, № 7, С.133-136.

Интервью М.Хайдеггера в журнале "Экспресс" // "Логос". Филос.-лит. журнал. М., 1991, № 1. С.54-55.

Михайлов И. Собрание писем из переписки Мартина Хайдеггера и Элизабет Блохманн // "Логос". Филос.-лит. журнал. М., 1992 (l), № 3. С.283.

Хайдеггер М. Преодоление метафизики // Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991. С. 214-221.

Heidegger M. Sein und Zeit. Zwolfe, unver. Auflage.Tubingen, 1972, S.180-190.

Heidegger M. Sein und Zeit..., S.191-230.

Ibid., S.404-427.

Heidegger M Der europaische Nihilismus. Pfullingen, 1967, S.251-252.

Хайдеггер М. Преодоление метафизики // Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991. С.222-224.

Там же. С.229.

Хайдеггер М. Преодоление метафизики//Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991. С.229-230.

Хайдеггер М. Преодоление метафизикя//Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991. С.225.

Хайдеггер М. Преодоление метафизики //Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991. С. 224.

Беседа сотрудников журнала "Шпигель" Р.Аугштайна и Г.Вольфа с Мартином Хайдеггером 23 сентября 1966 // Там же. - С. 241, 246-247.

ХайдеггерМ. Слова Ницше “Бог Мертв” / Вопр. философии. 1990. С.174.

Беседа сотрудников журнала "Шпигель"... // Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991. С. 241.

Что такое "ВОЛЯ К ВЛАСТИ"? Как правильно пишется данное слово. Понятие и трактовка.

ВОЛЯ К ВЛАСТИ ВОЛЯ К ВЛАСТИ (der Wille zur Macht) - центральное понятие философии жизни Ницше, оказавшее и до сих пор оказывающее значимое влияние на философскую мысль 20 ст. Подверглось беспрецедентной вульгаризации, фальсификации и идеологизации. Ницше принципиально отказался от систематического изложения своей философии. В «Сумерках идолов» он писал: «Я не доверяю всем систематикам и сторонюсь их. Воля к системе есть недостаток честности». Ницше считал, что есть более высокое единство мысли и понимания, чем то, что полагается разумом в тотальности системы: это единство озарения и жеста в «танце мысли», разворачивающемся на сцене афористического письма. Лишь в этом единстве жеста могут быть схвачены и поняты все основные движения мысли философа: «В. к В.», жизнь, становление, переоценка всех ценностей, телесность, «вечное возвращение» того же самого. Последнее сочинение Ницше «Воля к власти» изначально асистемно, поскольку собрано и составлено из афоризмов уже после того, как в 1889 Ницше не смог (или не захотел, как его Заратустра?) спуститься с высот своего духовного восхождения и в кромешном одиночестве своего безумия стал недоступен нашему пониманию. Всякое начинание начинается с критики. Воспитанный на почве западной метафизической, а потому критической по существу традиции, Ницше заявляет свой критицизм как требование «переоценки всех ценностей». Ницше ставит под вопрос не только «ложные» ценности «больного», декаденст-вующего мира, но и само бытийное основание этого мира «последних людей», «ложно» понятое, или, скорее, преднамеренно «перевернутое» из «духа мщения» по отношению к жизни, как ratio, трансцендентное, сверх-естественное. Так. обр. он расчищает место для того, чтобы выдвинуть собственное, действительное основание того, что есть. Таковым для Ницше как раз и выступает «В. к В.» как «живое», т.е. иррациональное, имманентное, естественное начало всего того, что есть в мире. Саму жизнь Ницше постигает в образе «жизненного потока» благодаря понятию становления, которое выступает как основная черта всего сущего. Становление жизни есть непрерывное и постоянное вставание и выстаивание. Чтобы быть, необходимо еще всякий раз стать. Становление требует всегда усилия. Потому все, что хочет жить, должно иметь еще некое стремление, усилие, энергию для того, чтобы подняться, встать и выстоять. Это усилие есть рывок из потенции в актуальность. Это усилие Ницше понимает как неразрывное единство «сохранения и возрастания» жизни. Все, что живет, хочет сохранить себя, но это возможно лишь благодаря неустанному возрастанию. Именно тяга к росту является условием сохранения жизни, т.е. постоянного стояния сущего во времени, но не наоборот. Жизнь в философии Ницше не есть живая предпосылка, (как скажем, для биолога, или дарвиниста), но и не результат; она суть становление. Именно единство «сохранения - возрастания» как усилие становления задает вектор жизненного потока и составляет основную тягу, основную черту жизни. Вот это усилие становления, «жажду жизни» всего того, что тянется жить, Ницше схватывает в понятии «В. к В.». И если Ницше отмечает, что В. к В. - это «самая внутренняя сущность бытия» (»Воля к власти», афоризм 693), то это значит, что он понимает ее не психологически, биологически или только социально-политически, но прежде всего - онтологически. (Ибо со времен Аристотеля сущностью называют собственную суть бытия вещи). Итак, В. к В. - это глубочайшая, основополагающая суть сущего в целом, всего того, что действительно есть, т.е. тянется к жизни. Выдвигая волю как основоположение мира сущего, Ницше, не смотря на весь свой критический пафос, движется в поле метафизической традиции: уже у Иоана Дунса Скота мы встречаем тезис: «Voluntas superior est intellectu» (Воля превыше разума), который восходит к мысли Августина о том, что любовь к Богу важнее, чем познание Бога. В метафизике Нового времени Лейбниц первым почувствовал односторонность картезианского рационализма. В работе «Начала природы и благодати, основанные на разуме» он пишет, что монады, как простые субстанции, т.е. первоначальные единства в мире, могут отличаться лишь внутренними качествами и действиями, а именно «...восприятиями, или перцепциями (perceptions) (т.е. представлениями (representations) в простом сложного или внешнего), и стремлениями (appetitions) (т.е. влечениями от одного представления к другому), составляющими принципы изменений». Вот этот «аппетитус» и есть простейший конституирующий момент воли уже для Лейбница, когда он говорит о монадах более высокого порядка: энтелехиях, душах, духах, жизнях. У Ницше более радикальный взгляд на вещи: в его языке и восприятия, и апперцепции выступят как ценности, положенные «В. к В.», а потому единственно «аппетит воли» является основополагающим моментом, составляющим принцип изменений, т.е. становления жизни. У Канта эта интенция выступает как приоритет практического разума над теоретическим. Но уже Шеллинг в работе «Философия исследования о сущности человеческой свободы и связанных с ней предметах» прямо заявляет: «В последней высшей инстанции нет иного бытия, кроме воления (Wollen). Воление есть пра-бытие, и только к волению приложимы все предикаты этого бытия: безоснов-ность, вечность, независимость от времени, самоутверждение». Итог такому мировидению, основанному, к примеру, у Фихте на свободном волеполагании «Я», или у Шеллинга - на «эстетическом созерцании», т.е. опять же творческом, спонтанном, свободном акте Я-художника, подводит Шопенгауэр, озаглавив свой основной труд: «Мир как воля и представление». Ницше называл Шопенгауэра среди немногих своих учителей, но в то же время критиковал последнего за «пессимизм» его «мировой воли». Ницше полагал, что Шопенгауэр, как и многие другие, лишь перенял и усилил предрассудок обыденного мышления, состоящий в том, во-первых, что словом «воля» обозначают нечто простое, самопонятное, некую «непосредственную достоверность» «я хочу» по аналогии с «я мыслю», а во-вторых, в том, что хотящий полагает, будто воли достаточно для действия, по аналогии с причиной и следствием, по грамматической привычке подставляя под акт воли еще и «Я» субъекта действия; т.е. как говорит Ницше, «вопиющее самопротиворечие - causa sui». В работе «По ту сторону добра и зла» (аф. 19) Ницше показывал, что воля, каждое хотение состоит по крайней мере из семи важнейших моментов: 1) «чувство состояния, от которого мы стремимся избавится и... которого мы стремимся достигнуть...»; и сопутствующее «мускульное чувство»; 2) «в каждом волевом акте есть командующая (ведущая) мысль; однако нечего и думать, что можно отделить эту мысль от «хотения» и что «будто тогда останется еще воля!»; 3) воля есть «аффект команды»; 4) в воле есть «собранность в кулак», «тот прямой взгляд, фиксирующий исключительно одно, та безусловная оценка положения «теперь нужно это и ничто другое»; 5) «человек, который хочет, - приказывает чему-то в себе, что повинуется или о чем он думает, что оно повинуется»; 6) «поскольку мы являемся одновременно приказывающими и повинующимися, то... при помощи синтетического понятия Я... хотящий полагает, что воля и действие каким-то образом составляют одно»; 7) «хотящий» приписывает самой воле еще и успех, исполнение хотения и наслаждается при этом приростом того чувства мощи, которое несет с собою всяческий успех. «Свобода воли» - вот слово для этого многообразного состояния удовольствия хотящего... «. Итак, во всяком волении присутствует неразрывное единство «повелевания и повиновения», ибо «ведь наше тело есть только общественный строй многих душ», т.е. как поясняет Ницше, «служебных «no-воль» или «no-душ». Как оркестр (вспомним, хотя бы, Феллини) есть единство дирижера и музыкантов: ведь дирижер без исполнителей немощен и смешон, но и оркестр без его палочки свое-волен и какафони-чен, разрушителен и дис-гармоничен. Воля никоим образом не может быть сведена к простому, спонтанному, «амебному» хотению, к инстинкту желания. Понятно, что за всякой волей, за всяким желанием лежит воление, ибо всякий глагол изначальнее субстантива. Потому, критикуя прежнее нигилистическое мышление, Ницше вскрывает предпосылки субстантивированных форм метафизической мысли, вершиной и «опорной точкой» которой вступает Ego, т.е. «яйность Я», как сказал бы Хайдеггер. Ницше пишет в «Воле к власти» (аф. 675): «Вообще водить - то же самое, что хотеть стать сильнее, хотеть расти - а для всего этого еще и хотеть средств». Итак, единство воли в качестве основной черты всего живого выступает как единство трех модусов: я хочу, я могу, я должен. Это единство задается как раз тем, что Ницше называет властью, поэтому сутью бытия вещей является именно «В. к В.». При этом, власть здесь никоим образом не может быть понята как акциденция воли; напротив, как раз власть является сущностью воли. И если Ницше пишет «В. к В.», то это значит, что власть как целевая причина «оформляет» (в Аристотелевском смысле) волю, «замыкает» ее на саму себя и, тем самым, «делает» субстанциально-сущей. Так. обр., Ницше, полагающий в качестве сущности воли ее устремленность к власти, а В. к В. понимающий как основополагающую тягу жизни всего сущего, похоже возвращается в своей мысли к истоку метафизики и мыслит тоже самое, что еще Аристотель называл энтелехией, которая как некая сила (energia) придает завершенность и, тем самым, определенное совершенство вещи, состоящее в возможности быть собой; ведь еще Лейбниц указывал на перевод Аристотелевской «энтелехии» у Ермолая Варвара как perfectihabea. И когда Хайдеггер называет Ницше «последним метафизиком», то он совершенно прав не только в том смысле, что Ницше зависим и завершает собой давнишнюю традицию западной метафизики как «метафизики воли», но и в том смысле он «последний», что выдает тайну такого истолкования бытия сущего, разрабатывая фактически «метафизику власти». Ибо именно власть, или «В. к В.» выступают как простейшие, первичные единства в мире, как своего рода «монады» жизненного потока, замыкающиеся как тела. Отсюда уже один шаг до понятия «центров власти», а так же процессов рассеивания и концентрации власти, как это представлено в «метафизике власти» Фуко; и еще один шаг до «машин желания» в «Анти-Эдипе» Делеза и Гватта-ри; но эти шаги, пожалуй, все в том же, возделанном Ницше, поле «метафизики власти». Власть, именно она, как некий «зуд», захватывает многих; и как раз по поводу «властвования воли» возникало больше всего шума, обвинений и недоразумений вокруг имени Ницше. Удивительным образом не попадает в цель как то поверхностное, вульгарное, «узколобое» истолкование В. к В., которое понимает ее чуть ли не как «культ силы», распущенность насилия, подставляя Ницше под мифологемы «белокурой бестии» либо массо-идного «жвачного супер-менства», так и то «кликушество сирых и убогих», кто заранее опустив руки, повторяет: «у сильного всегда бессильный виноват». Те и другие забывают, что грубая, внешняя сила всегда растрачивается, «умирает» в том, на что она направлена, если она не возвращается к себе самой, если нет принципа «сохранения и возрастания». Внешняя сила - лишь следствие власти, но не предшествует ей. Таким образом, В. к В. не может быть понята и сведена лишь к внешнему господству. Потому Ницше выдвигает императив: «Прежде,\" чем господствовать над другими, научись властвовать над собой». Это не значит, что невозможно или отсутствует социально-политическое измерение и прочтение В. к В., но это значит, что у Ницше тайна «политической воли» и власти как господства заключена во власти как са-мо-властвовании; потому, кстати, «метафизика В. к В.» предшествует как социальной онтологии, так и всяческой политологии. Ведь Ницше не говорит «Wille zur Herrschaft», но именно «Wille zur Macht». В немецком языке власть как господство, правление, царство обозначается словом «Herrschaft». «Macht» также имеет значение власти, в том числе и в политическом смысле, но исконное значение этого слова - прежде всего сила, мощь могущество. «Macht» производно от глагола «machen» - делать, производить, изготавливать, поступать. «Macht» - это сила про-из-водящего, это могущество делающего, это мощь поступка, это власть дела. «Macht» - это способность нечто сделать, произвести, поступить; как потенция, она предшествует акту. Говоря о «Wille zur Macht» Ницше дает нам понять, что в единстве трех модусов воли: хочу, могу и должен, основополагающим является как раз «я могу». Могущество власти, сила воли заключается не в хаосе произвола, но растет из потаенной возможности «могу». Потому-то воля не может быть сведена просто к «слепому желанию» или только к «тупому должест-вованию». Ибо ведь мы можем не хотеть, укрощать желания (принцип аскезы, нирваны); мы можем также не подчиниться повелению, отказаться от всякого «должен», безвольно не исполнить долг (принцип анархии, «праздник непослушания»). Но мы не можем хотеть не мочь; мы не можем и не должны желать немощи, бессилия, слабости. Иначе, мы не исполним долг жизни, мы предадим собственную «волю к жизни» и не отдадим долга. В этом смысле власть как простейший конституирующий момент жизненного потока, выступает для Ницше синонимом жизни; поэтому он зачастую вместо «В. к В.» пишет «воля к жизни». Смысл слова «власть» у Ницше проясляется из синонимического ряда, написанного через запятую: «Сама жизнь ценится мною, как инстинкт роста, устойчивости, накопления сил, власти: где недостает воли к власти, там упадок. Я утверждаю, что всем высшим ценностям человечества недостает этой воли, что под самыми святыми именами господствуют ценности упадка, нигилистические ценности». Лишь онтологическое прочтение принципов автаркии и автономии воли позволяет понять, почему для Ницше В. к В. выступает также и принципом полага-ния ценностей. Сама истина (как и ложь, и все другие «выешие идеалы») оказывается у Ницше такой ценностью, т.е. условием возрастания или ослабления В. к В., положенным вовне. В «Сумерках идолов» он запускает такую стрелу-изречение (аф. 18) в «плоть» рационализма: «Кто не умеет влагать в вещи своей воли, тот, по крайней мере, все же влагает в них смысл: т.е. он полагает, что в них уже есть воля (Принцип «веры»)». Такой «принцип веры» есть предпосылка не только «религиозного сознания», но и всего новоевропейского естественно-научного познания, основанного на картезианском рационализме. И Ницше ехидно замечает в работе «По ту сторону добра и зла»: «Быть может, в пяти-шести головах и брезжит нынче мысль, что физика тоже есть лишь толкование и упорядочение мира (по нашей мерке! - с позволения сказать), а не объяснение мира...». Обратим внимание: не «Книга природы», не Текст, но ис-толкование. Результат познания будет всегда зависеть от того, из чего исходит ис-толкование, т.е. от предпосылок. В случае с «позитивно» настроенной наукой это - «Ego cogito» Декарта. Возражая Декарту, Ницше пишет: «... мысль приходит, когда «она» хочет, а не когда «я» хочу; так что будет искажением сущности дела говорить: субъект «я» есть условие предиката «мыслю». Мыслится (Es denkt): но что это «ся» есть как раз старое знаменитое Я, это, выражаясь мягко, только предположение...». Отнюдь не мышление, тем более понятое как ratio, определяет, т.е. полагает границы жизни; напротив, по Ницше, само cogito как представление положено волей к жизни. В. к В. фундаментальнее, чем воля к истине. Сам разум, по Ницше, есть лишь «модус», одна из форм проявления В. к В. Но когда истины разума как «высшие ценности, идеалы, нормы» служат не возрастанию В. к В., но «отравлению» и упадку жизни, тогда они должны быть сметены; и не потому что они ложны, а потому что они - ценности, положенные слабеющей, немощной, мстительной волей. Отсюда становится ясно, почему Ницше, как никто другой, столь яростно обрушивается на картезианский рационализм. В противовес основоположению системы Декарта: «Ego cogito, ergo sum», - он мог бы сказать: «Ego volo, ergo sum», но этот тезис уже до него был выдвинут Мен де Бираном. Поскольку у Ницше воля изначальнее разума, то его мысль движется так: «Ego volo, ergo cogito, ergo sum», только для него Ego - уже не трансцендентальная субъективность Декарта, по волящий субъект, т.е. трансцендентальная телесность. Недостаточно сказать, что Ницше реабилитирует тело. Он просто смотрит глубже, как бы «сквозь» разум: за бесплотным трансцендентальным Ego он видит «страдающее тело»; за осмотрительным рассудком он видит трусливую, немощную волю; за решимостью разума он видит «танец» утверждения жизни. Поскольку сущностью воли к жизни является власть, основополагающий тезис Ницше мог бы звучать так: «Ego impero, ergo sum». Иными словами, «диктатуре разума» Ницше противополагает «империю воли»; вернее, тотальность разума, как она представлена у Декарта или у Гегеля, он вписывает в границы «империи воли». Отсюда понятно, почему Хайдеггер в «Европейском нигилизме» парадоксальным образом сближает позиции Декарта и Ницше в рамках одной метафизической установки. Весь радикализм Ницше выливается в то, что вместо одной человеческой определенности - «я мыслю», он полагает другую определенность - «я волю», в качестве основания бытия сущего, т.е. как subjectum. Проблемы как для Декарта, так и для Ницше начинаются там, где встает вопрос о границах как разума, так и воли. Но если Декарт начинает, то Ницше завершает. Он ведь еще до Хайдеггера заговорил о «преодолении метафизики». Ницше выходит на границы «империи воли», когда касается тайны метафизики, вводя символ круга. В работе «Так говорил Заратустра» карлик, воплощающий «дух тяжести» прежней метафизической мысли, говорит: «Все прямое лжет... Всякая истина крива, само время есть круг». Тайна В. к В. таится в проблеме «круга воли» и Ницше почувствовал проблему границы, а тем самым и преодоления метафизики, когда от «В. к В.» с необходимостью подошел к своей идее «вечного возвращения того же самого». Вот как Ницше «философствует молотом» в конце работы «Сумерки идолов»: «Подтверждение жизни даже в самых непостижимых и суровых ее проблемах; воля к жизни, ликующая в жертве своими высшими типами собственной неисчерпаемости, - вот что назвал я дионисическим... Не для того, чтобы освободиться от ужаса и сострадания..., а для того, чтобы, наперекор ужасу и состраданию, быть самому вечной радостью становления, - той радостью, которая заключает в себе также и радость уничтожения... тут я снова возвращаюсь на ту почву, из которой растет мое хотение, моя мощь, - я, последний ученик философа Диониса, - я, учитель вечного возвращения...». Но и сегодня, спустя сто лет после сумасшествия Ницше и почти век со дня его кончины, когда безумие рационализированного и технократического мира давно захлестнуло безумство мысли «последнего ученика Диониса»; когда извращения жизни стали чуть-ли не «перверсивной нормой» не только массовой культуры, но также искусства и мысли; когда в потоке деконструктивизма и симулякров сама жизнь становится симуляцией; когда появилось слишком много «сверх-чело-вечков», которые «облизнулись» по поводу В. к В. (как раз в том смысле, о котором предупреждал Достоевский: «Если Бога нет, то все дозволено»); сегодня мы вновь возвращаемся к Ницше, который вседозволенности, распущенности, «плебейству» разума противопоставил решимость, мужественность, «аристократизм» мысли. И ныне мы должны, хотим и можем спрашивать: Что есть сущее по способу «В. к В.»; что значит, что оно есть; и каковы границы такого понимания бытия сущего? Ведь Ницше учил нас: «Хочешь ты сопутствовать? или предшествовать? или идти сам по себе?... Надо знать, чего хочешь и хочешь ли. Четвертый вопрос совести».